Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Вместо пре­ди­сло­вия:

Диспозиция

Элита страны - что это?

На глазах изум­лён­ной пуб­ли­ки в стране с самыми ши­ро­ки­ми пре­зи­дент­ски­ми пол­но­мо­чи­я­ми - США - пре­зи­дент Трамп был за­дви­нут со своим на­ме­ре­ни­я­ми в самый даль­ний угол Оваль­но­го ка­би­не­та. Таким об­ра­зом была про­де­мон­стри­ро­ва­на за­вид­ная ста­биль­ность го­су­дар­ствен­но­го курса Аме­ри­ки и пре­ем­ствен­ность её по­ли­ти­ки, неза­ви­си­мо от того, кто там на­хо­дит­ся у власти.

В это же время - на про­ти­во­по­лож­ной части гло­бу­са всё чаще слышен рефрен: «Если из по­ли­ти­ки уйдёт один (всего один) че­ло­век - ны­неш­ний пре­зи­дент РФ - то может про­изой­ти го­су­дар­ствен­ная смена курса с ка­та­стро­фи­че­ски­ми для страны по­след­стви­я­ми. В ка­че­стве при­ме­ра при­во­дят­ся крайне небла­го­при­ят­ные по­след­ствия смены Алек­сандра III на Ни­ко­лая II, а Ста­ли­на - на Хру­щё­ва…

Вот именно об этом фе­но­мене - о по­тря­са­ю­щей за­ви­си­мо­сти такой огром­ной страны, как Россия, от кон­крет­ной лич­но­сти пра­ви­те­ля - хо­те­лось бы по­го­во­рить, причем со­сре­до­то­чить­ся не на «Почему так вышло?», а по­ста­рать­ся сде­лать это строго в прак­ти­че­ской плос­ко­сти, с при­це­лом на вечный «Что делать?», причем не пра­ви­тель­ству и де­пу­та­там, а самым обык­но­вен­ным граж­да­нам, не ша­ста­ю­щим по ко­ри­до­рам власти и не име­ю­щим счетов в офф­шор­ных юрис­дик­ци­ях.

Есть несколь­ко слов, на­ли­чие ко­то­рых в за­го­лов­ке любой статьи га­ран­ти­ру­ют бы­лин­ный хо­ли­вар и по­вы­шен­ное вни­ма­ние об­ще­ствен­но­сти. Одним из таких раз­дра­жи­те­лей для всего граж­дан­ско­го об­ще­ства яв­ля­ет­ся термин «элита». Как не ци­ти­руй ака­де­ми­че­ские опре­де­ле­ния, люди всё равно ас­со­ци­и­ру­ют слово «элита» с по­ня­ти­ем «лучшие» и очень огор­ча­ют­ся, если такой термин от­но­сит­ся к кому-то, кто по своим нрав­ствен­ным и де­ло­вым кри­те­ри­ям этому по­ня­тию не со­от­вет­ству­ет.

О том, что ны­неш­ние са­мо­на­зван­ные эли­та­рии - ахил­ле­со­ва пята и глав­ная сла­бость РФ, слышно се­год­ня из каж­до­го утюга. О необ­хо­ди­мо­сти фор­ми­ро­ва­ния новой элиты (новой оприч­ни­ны) не рас­суж­да­ет только ле­ни­вый, но все ло­ма­ют­ся на про­це­ду­рах и ме­то­дах… Ох уж эти методы… Ох уж эта обо­рот­ная сто­ро­на тра­ди­ци­он­но­го рус­ско­го па­тер­на­лиз­ма…

По во­про­сам фор­ми­ро­ва­ния элиты граж­дан­ское об­ще­ство ге­не­ри­ру­ет такие пред­ло­же­ния, ко­то­рые сразу ис­клю­ча­ют граж­дан из числа ак­тив­ных участ­ни­ков про­цес­са. «Вер­хов­ный пра­ви­тель должен на­зна­чить тех, кто нам по­нра­вит­ся!» - вот такая суб­ли­ма­ция раз­но­ка­ли­бер­ных ва­ри­ан­тов фор­ми­ро­ва­ния элиты се­год­ня при­сут­ству­ет в об­ще­стве. Однако:

· Почему это пра­ви­тель должен на­зна­чать тех, кто нра­вит­ся не ему, а кому - то дру­го­му?

· Почему тот, кого на­зна­чил пра­ви­тель, должен пы­тать­ся по­нра­вить­ся кому-то ещё, кроме него?

· Каким об­ра­зом пра­ви­тель должен до­га­дать­ся, кто ре­аль­но по­ле­зен, кто нра­вит­ся народу, а кто просто по­гу­лять вышел по буль­ва­ру По­пу­лиз­ма?

Все эти во­про­сы только усу­губ­ля­ют и под­чёр­ки­ва­ют про­бле­му фор­ми­ро­ва­ния элиты по­сред­ством субъ­ек­тив­но­го мнения одного, даже самого вы­со­ко­по­став­лен­но­го и от­вет­ствен­но­го че­ло­ве­ка. Элита, сфор­ми­ро­ван­ная таким об­ра­зом, обычно стра­да­ет ни­ги­лиз­мом по от­но­ше­нию к пред­ше­ствен­ни­кам и стра­хом перед пре­ем­ни­ка­ми, делая невоз­мож­ным по­сту­па­тель­ное дви­же­ние без ша­ра­ха­ний и от­ка­тов.

Итак, с одной сто­ро­ны - ты­ся­че­лет­ний финин­терн, име­ю­щий такой же ты­ся­че­лет­ний опыт ко­ло­ни­за­ции стран нево­ен­ны­ми ме­то­да­ми и раз­ветв­лен­ную се­те­вую струк­ту­ру фор­ми­ро­ва­ния адеп­тов и аген­тов вли­я­ния. С другой сто­ро­ны - ве­ко­вая на­деж­да на царя-ба­тюш­ку, ко­то­рый должен при­ду­мать, кому и как со всей этой на­па­стью спра­вить­ся, по­до­брать со­от­вет­ству­ю­щие кадры и ор­га­ни­зо­вать про­цесс …

Не слиш­ком ли за­вы­шен­ные ожи­да­ния? Не будет ли стра­те­ги­че­ски пра­виль­ным шагом тра­ди­ци­он­ную иерар­хи­че­скую кон­струк­цию рос­сий­ской го­су­дар­ствен­но­сти под­пе­реть чем-то се­те­вым… Ну хотя бы потому, что иерар­хи­че­ские струк­ту­ры в схват­ке с се­те­вы­ми об­ре­че­ны на по­ра­же­ние … До ре­во­лю­ции се­те­вой струк­ту­рой Рос­сий­ской им­пе­рии яв­ля­лась кре­стьян­ская община, ко­то­рая была ис­прав­ным по­став­щи­ком не только пу­шеч­но­го мяса, но и ин­тел­лек­ту­аль­ной элиты, на­чи­ная с Ло­мо­но­со­ва и за­кан­чи­вая Есе­ни­ным.

В начале ХХI века в России не оста­лось ни общин, ни кре­стьян, зато вызовы и угрозы оста­лись преж­ни­ми. И на них тре­бу­ет­ся как-то ре­а­ги­ро­вать, фор­ми­руя на­род­ную элиту, как аль­тер­на­ти­ву той, ко­то­рую ак­тив­но фор­ми­ру­ют внутри рус­ско­го мира «наши за­пад­ные парт­нё­ры».

Как это сде­лать?

Про­бле­му фор­ми­ро­ва­ния элиты, за ко­то­рую не стыдно, пре­зи­дент России Вла­ди­мир Путин, несо­мнен­но, осо­зна­ет и по­ни­ма­ет. Причём не просто при­ни­ма­ет, а за всё это время пе­ре­про­бо­вал прак­ти­че­ски все до­ступ­ные ин­стру­мен­ты её фор­ми­ро­ва­ния сверху. За неё не должно быть стыдно, она должна быть спо­соб­на адек­ват­но от­ве­чать на со­вре­мен­ные вызовы и могла бы быть аль­тер­на­ти­вой «героям 90х».

Все­рос­сий­ский кон­курс «Лидеры России», Об­ще­рос­сий­ский на­род­ный фронт, Дви­же­ние «Наши», Единая Россия - вот крат­кий список ин­ку­ба­то­ров новой оприч­ни­ны, каждый из ко­то­рых стра­да­ет одним и тем же пер­во­род­ным грехом: право на отбор лучших отдано на откуп функ­ци­о­не­рам, совсем не за­ин­те­ре­со­ван­ным в по­яв­ле­нии кого-либо лучше их самих. А сами они (по мнению на­се­ле­ния) далеко не яв­ля­ют­ся об­раз­ца­ми ком­пе­тент­но­сти, доб­ро­со­вест­но­сти и пат­ри­о­тиз­ма. Может, по­это­му успе­хов у пе­ре­чис­лен­ных ин­ку­ба­то­ров совсем не густо?

Логика объ­ек­тив­ных и за­ко­но­мер­ных со­бы­тий, про­ис­хо­дя­щих в ми­ро­вой мак­ро­эко­но­ми­ке, уже ставит вопрос ребром перед на­ци­о­наль­ной по­ли­ти­кой - мо­би­ли­за­ция граж­дан­ско­го об­ще­ства или полная ан­ни­ги­ля­ция го­су­дар­ства. Ин­стинкт са­мо­со­хра­не­ния делает чудеса, и он совсем не чужд небо­жи­те­лям, и как только они по­ни­ма­ют, что такая мо­би­ли­за­ция - это един­ствен­ный способ их лич­но­го вы­жи­ва­ния, ста­но­вят­ся наи­бо­лее пред­при­им­чи­вы­ми его ор­га­ни­за­то­ра­ми.

Однако. Стоит ли про­стым, не об­ле­чен­ным вла­стью граж­да­нам пас­сив­но ждать фор­ми­ро­ва­ния новых ва­ри­ан­тов Единой Росси - 2, 3, 4, и так далее? Какие потери по­не­сет об­ще­ство до по­яв­ле­ния новых Мининых и Пожарских? Не стоит ли снизу ини­ци­и­ро­вать про­цесс их ма­те­ри­а­ли­за­ции, пока эти потери не при­об­ре­ли ха­рак­тер ка­та­стро­фи­че­ских?

Вся пре­лесть граж­дан­ских ини­ци­а­тив в том, что их авторы не свя­за­ны ни­ка­ки­ми обя­за­тель­ства­ми, ко­то­ры­ми связан любой ру­ко­во­ди­тель. В от­ли­чие от пуб­лич­ных по­ли­ти­ков про­стые граж­дане могут себе поз­во­лить неогра­ни­чен­ное ко­ли­че­ство ини­ци­а­тив, находя ме­то­дом проб и ошибок тот ва­ри­ант са­мо­ор­га­ни­за­ции, ко­то­рый более всего от­ве­ча­ет со­вре­мен­ным вы­зо­вам и угро­зам.

По­это­му пе­ре­хо­жу от общих слов к пред­ло­же­ни­ям, ого­во­рив, что это только мои мысли, част­ные и несо­вер­шен­ные, в на­деж­де, что ком­мен­та­то­ры обя­за­тель­но до­ба­вят их своими пред­ло­же­ни­я­ми - об­раз­цо­во-по­ка­за­тель­ны­ми и пуб­лич­но-при­ем­ле­мы­ми.

Несколь­ко дней назад рунет об­ле­те­ла фо­то­гра­фия, где срав­ни­ва­лись пре­ми­аль­ные по­бе­ди­те­лей олим­пи­ад по есте­ствен­ным наукам и спортс­ме­нов - есте­ствен­но не в пользу «бо­та­ни­ков».

Неспра­вед­ли­вость такой си­ту­а­ции ком­мен­та­то­ры обос­но­вы­ва­ли по­след­стви­я­ми этих побед, когда ре­кор­ды спортс­ме­нов спо­соб­ны при­не­сти мак­си­мум - мо­раль­ное удо­вле­тво­ре­ние бо­лель­щи­кам, тогда как победы учёных пре­вра­ща­ют­ся в щит и меч го­су­дар­ства, бла­го­да­ря ко­то­ро­му внеш­ние враги могут щёл­кать зубами, а тро­гать уже не ре­ша­ют­ся…

Ис­пра­вить эту си­ту­а­цию ком­мен­та­то­ры в массе своей пред­ла­га­ют за счёт из­ме­не­ния го­су­дар­ствен­ных мер сти­му­ли­ро­ва­ния, ко­то­рые аб­со­лют­но спра­вед­ли­вы, но не совсем кон­струк­тив­ны, ибо вли­я­ние на при­ня­тие ре­ше­ний по го­су­дар­ствен­ным мерам сти­му­ли­ро­ва­ния про­стые граж­дане имеют очень опо­сре­до­ван­ное. А вот на­род­ное сти­му­ли­ро­ва­ние мо­ло­дых та­лан­тов, будь такое ор­га­ни­зо­ва­но на самом ни­зо­вом уровне, спо­соб­но убить сразу двух зайцев - под­дер­жать мо­раль­но и ма­те­ри­аль­но пред­ста­ви­те­лей ис­тин­но на­род­ной элиты и объ­еди­нить самих граж­дан.

Чтобы сде­лать по­бе­ди­те­ля меж­ду­на­род­ной олим­пи­а­ды по есте­ствен­ным наукам мил­ли­о­не­ром, до­ста­точ­но, чтобы его талант оце­ни­ли 10 000 че­ло­век, каждый - в 100 рублей. Ко­неч­но 100 рублей - это не лайк, их от себя надо ото­рвать, но уж если по­счи­тал такое воз­мож­ным, то и ве­со­мость такого ре­ше­ния будет более зна­чи­тель­ная.

Хотя дело тут не в ста рублях, а в десяти ты­ся­чах, у ко­то­рых сов­па­ло мнение о том, что есть некто до­стой­ный, для ко­то­ро­го не жалко со­дер­жи­мо­го соб­ствен­но­го ко­шель­ка. Вот этот до­стой­ный, для кого не жалко денег, и будет тем эли­та­ри­ем. Он будет точно знать, от кого за­ви­сит его личный эли­тар­ный статус.

Раз­ви­вая эту мысль, можно по­го­во­рить и том, для кого народу не жалко пер­со­наль­ный са­мо­лёт и яхту. Для Романа Аб­ра­мо­ви­ча и ему по­доб­ных - жалко. А вот для Ми­ха­и­ла Ти­мо­фе­е­ви­ча Ка­лаш­ни­ко­ва - совсем не жалко. Бо­гат­ство рус­ских людей не раз­дра­жа­ет. Раз­дра­жа­ют но­си­те­ли этого бо­гат­ства, если взяли его у народа без его со­гла­сия.

Если тра­ди­ция ма­те­ри­аль­ной и на­род­ной под­держ­ки лучшим своим пред­ста­ви­те­лям по­лу­чит­ся си­стем­ной и мас­со­вой, вы­дви­га­е­мые и по­ощ­ря­е­мые, таким об­ра­зом, учёные, врачи, учи­те­ля, ин­же­не­ры и пред­ста­ви­те­ли других про­фес­сий, станут ре­аль­ной аль­тер­на­ти­вой са­мо­вы­дви­жен­цам-при­ва­ти­за­то­рам и их по­сле­до­ва­те­лям.

Это может вы­гля­деть, как сеть самых раз­но­ка­ли­бер­ных фондов по­сто­ян­ной под­держ­ки кон­крет­ных та­лан­тов и пе­ре­ход­ных бо­ну­сов для по­бе­ди­те­лей кон­кур­сов и олим­пи­ад, ра­бо­та­ю­щих ис­клю­чи­тель­но на об­ще­ствен­ных на­ча­лах и есте­ствен­но объ­еди­ня­ю­щих только тех, кто хочет и имеет воз­мож­ность кого-то или что-то под­дер­жи­вать.

Ещё вчера по­стро­е­ние такой си­сте­мы было аб­со­лют­но нере­аль­но - на вни­ма­ние пуб­ли­ки мог пре­тен­до­вать только тот, кто по­сто­ян­но маячил в те­ле­я­щи­ке. Но се­год­ня, когда ко­ли­че­ство смот­ря­щих те­ле­ви­зор неуклон­но сни­жа­ет­ся, а ин­фор­ма­цию стало воз­мож­ным про­ве­рять и пе­ре­про­ве­рять в сети, по­яви­лась слабая на­деж­да на её объ­ек­тив­ность.

Ну, а если не по­нра­вит­ся, не по­лу­чит­ся, или не за­це­пит - тоже не беда. Значит или пред­ло­же­ние моё - нека­че­ствен­ное, или «народ для раз­вра­та ещё не готов», а может и то, и другое вместе. Фор­ми­ро­ва­ние новой элиты неиз­беж­но, как восход Солнца, а уж через какие ме­ха­низ­мы - это вопрос третий. Будем на­де­ять­ся, что не через во­ору­жён­ный, ибо лимит на ре­во­лю­ции и пе­ре­во­ро­ты мы ис­чер­па­ли еще в ХХ веке.

Что такое мировое закулисье? Андрей Фурсов

Как обычному человеку влиться в мировую элиту. Андрей Фурсов

Потомки гермафродитов - мировая «элита»

Более подробную и разнообразную информацию о событиях, происходящих в России, на Украине и в других странах нашей прекрасной планеты, можно получить на Интернет-Конференциях , постоянно проводящихся на сайте «Ключи познания» . Все Конференции - открытые и совершенно безплатные . Приглашаем всех просыпающихся и интересующихся…

Термин "элиты" многозначен; в данном контексте используется его структурно-функциональный ракурс, открывающий возможности изучения политической элиты: политическая элита (элиты) есть сообщество лиц, принимающих решения, то есть управляющих обществом [Гаман-Голутвина 2000]. Поскольку правящие группы исторически формировались в процессе кристаллизации социальной структуры, они представляют собой многоликий феномен, имевший очевидную специфику в различных национальных контекстах и претерпевавших существенные изменения в ходе исторической эволюции. В качестве правящих групп выступали социальные образования различного генезиса (военная верхушка, аристократия, финансовая олигархия и т.п.). Тем не менее, историко-политологические исследования [см. напр. Гаман-Голутвина 1998, 2006а] позволяют выявить общие закономерности элитногенеза в национальных политиях, что определяет возможности использования термина "элита" ("элиты") в контексте данной статьи.

Одной из ключевых особенностей политического процесса в пост-Вестфальском мире выступает существенное переформатирование отношений между социально-политическими акторами национального и глобального уровней. Если в рамках Вестфальской модели мира наиболее значимые линии размежеваний (в том числе описанные С.Липсетом и С.Рокканом ) и союзов проходили между социальными группами в рамках национальных государств, то сегодня новые конфигурации обретают кросснациональный характер, а многократно умножившиеся и уплотнившиеся коммуникации на глобальном уровне одновременно предстают также процессами не просто взаимосвязи, но также взаимовлияния и взаимообусловленности.

По очевидным причинам в наибольшей степени это характеризует взаимодействие политически и экономически доминирующих групп – политических и бизнес-элит национального и глобального уровня, поскольку именно эти группы в максимальной степени вовлечены в кросснациональные коммуникации. Естественным результатом интенсивных коммуникаций элит выступает не только взаимовлияние политик, но также взаимовлияние процессов рекрутирования и ротации элит. В этой связи несомненный интерес представляет сопоставление процессов элитогенеза на глобальном и национальном уровнях. Каковы важнейшие тенденции этих процессов сегодня и как эти тенденции соотносятся с процессами национального элитогенеза в России? Рассмотрению этих сюжетов посвящена глава.

Несомненно, процессы элитогенеза многоплановы и полиаспектны; их всеобъемлющее исследование невозможно в рамках статьи – затронем лишь некоторые из тенденций. Первоочередного внимания, на наш взгляд, заслуживают:

А) процессы существенной трансформации отношений в рамках дихотомии элиты–массы; б) заметное изменение стилей политического лидерства в западных политиях; в) ослабление одного из важнейший оснований современных западных демократий – принципа внутриэлитного консенсуса.

В сфере отношений элиты–массы мы можем констатировать произошедшие в речение последних двух-трех десятилетий глубинные сдвиги. Несмотря на множественный и разнообразный характер изменений, обоснованно определить наиболее значимый тренд, в качестве какового выступает существенное возрастание влияния и власти национальных и транснациональных элит по отношению к массовым группам. На это можно возразить, что правящие группы всегда занимали доминирующее положение в обществе, и подлинным субъектом истории традиционно выступали лидеры, вожди и пророки, а не лишенные творческих интенций массы. Соглашаясь с этой базовой посылкой, тем не менее, нельзя не отметить, что ХХ в., ознаменовавшийся формированием массового общества, внес некоторые коррективы в это общее правило, что нашло отражение и в социально-политической рефлексии происходящего, и в сложных парадигмальных перипетиях элитаризма и эгалитаризма на протяжении ушедшего столетия.

Начало ХХ в. стало серьезнейшим вызовом исторически доминировавшему в западной культуре элитизму. Не случайно Г.Лебон на исходе XIX в. предупреждал: "Наступающая эра будет эпохой масс" [Лебон 1995: 150-151], а в 1930 г. Х.Ортега-и-Гассет уже мрачно констатировал наступление этой эпохи «восстания масс» («В современной общественной жизни Европы есть… один исключительно важный факт: вся власть в обществе перешла к массам» [Ортега-и-Гассет 1989, 4: 119]), рассматривая ее в качестве свидетельства заката цивилизации и культуры вследствие победного утверждения профанического олицетворявшегося массой начала. Пафос О.Шпенглера, усматривавшего истоки заката Европы в более широком контексте, тем не менее, был в целом близок тревогам испанского философа [Шпенглер 1993]. В более резких выражениях об эпохе «восставших масс» как о пришествии грядущего Хама чуть ранее – в 1906 г. – о наступлении эры масс метафорически писал Мережковский [Мережковский 2004].

Пик эгалитаризма, интерпретируемого в качестве исторической тенденции и интеллектуального течения приходится, на мой взгляд, на середину ХХ столетия – на период Второй мировой войны и первые послевоенные годы. Дж.Буш-старший (в 1988-1992 гг. – президент США), выходец из уже тогда очевидно элитарной семьи, в годы Второй мировой войны ушел воевать добровольцем на американский флот, был ранен, чудом остался жив. Добровольно ушел воевать на фронт и представитель другого, не менее элитарного американского семейства – Дж.Кеннеди. Полученные в ходе военных действий ранения впоследствии доставляли ему немалые проблемы со здоровьем. Заслуживает упоминания то, что Джон Кеннеди не был исключением в своей семье он ушел воевать вслед за своим старшим братом Джо Кеннеди, ушедшим воевать также добровольцем и погибшим на фронте в 1944 г. По стечению обстоятельств взрыв бомбардировщика, в котором погиб Джо Кеннеди, ослепил в экипаже самолета сопровождения капитана Элиота, сына президента США Ф. Д. Рузвельта (Яковлев 2003: 53). И в этом отношении семья Кеннеди не была исключением: на войне будущий президент служил вместе с внуком Дж. П. Моргана П. Пенойером, выходцем из состоятельной нью-йоркской семьи А. Аркесом, сыном владельца крупной строительной корпорации из Сан-Франциско П. Фаем (Яковлев 2003: 38). Парадигма эгалитаризма была весьма влиятельна также в первые послевоенные годы – достаточно упомянуть, в частности, что в этот период треть Европы голосовала за коммунистов, а идеи эгалитаризма оказывали весомое влияние на европейскую интеллектуальную жизнь.

Но, в соответствии с законами диалектики, кульминация тенденции всегда является началом упадка.

К.Манхейм был, пожалуй, первым, кто еще в конце 1930-х годов пришел к выводу о грядущем перераспределении влияния элитных и массовых групп. К этому его подтолкнул осуществленный им анализ социальных аспектов развития индустриального обществ и специфики гносеологических процессов в эпоху индустриализма. Для характеристики гносеологии эпохи индустриализма Манхейм ввел два взаимосвязанных понятия. Первое - функциональная рациональность – характеризует способность строить рациональную, осмысленную линию поведения в зависимости от конкретной цели, подразумевая достижение этой цели; второе - субстанциональная рациональность – определяет способность постигнуть существенное в самом предмете на уровне причинно-следственных связей (в этом контексте можно вспомнить также различение Гегелем рассудка и разума [Гегель 1972. т. 1: 387-394). Анализируя реалии индустриального общества, Манхейм констатировал, что в эпоху индустриализации функциональная рациональность возрастает, а субстанциональная падает. Возрастание первой "оставляет человеку все меньше возможностей развивать субстанциональную рациональность как способность к формированию собственного суждения", и именно функциональная рационализация угрожает "лишить рядового индивида способности мышления, понимания, ответственности", "делегируя" эти способности "ведущим индивидам" [Манхейм 1994: 298].

В итоге "лишь немногие обладают более ясным видением положения дел посредством постоянно расширяющегося радиуса обозрения, тогда как средняя способность суждения отдельного человека все уменьшается" [там же]. Данный процесс имеет весьма определенные социальные последствия: индустриальное общество характеризуется не только концентрацией средств производства в руках немногих, но и сокращением тех позиций, "с которых ясно видны важные общественные связи. Одним словом, в современном обществе остается все меньше ‘командных высот’, и они становятся доступными ‘все меньшему числу людей’" [там же].

Упомянутые обстоятельства способствуют концентрации власти в руках элиты в индустриальном обществе в результате трех взаимосвязанных процессов: а) способность к адекватному осмыслению действительности "все больше концентрируется в умах небольшого числа политиков, экономистов, администраторов и специалистов в области права"; б) концентрация деятельности в кругах все больше поднимающейся над остальными социальными слоями бюрократии, стремящейся конституироваться в замкнутое монопольное сообщество, вплоть до наследования должностей; в) концентрация военных сил и средств, "что уменьшает вероятность восстаний и революций, но также и демократического осуществления воли масс" [там же: 290].

Эти тенденции претерпевают весьма непростую эволюцию в пост-индустриальном обществе. С одной стороны, формирование технологических оснований информационного общества многократно расширяет возможности независимого доступа массовых групп к информации, а тем самым и возможности политического участия [Кастельс 2000]. С другой стороны, лавинообразное усложнение социальной реальности сужает возможности рядовых граждан понимать существо происходящих процессов, и таким образом способствует сосредоточению власти в руках немногих. Разработка и применение широкого спектра политических, социальных, психологических, информационных и иных технологий многократно умножают возможности манипулирования массовым сознанием, что в значительной степени делает проблематичной возможность использования массовыми группами новых информационных возможностей в целях расширения политического участия. Американский аналитик Сидней Блюменталь, анализируя особенности американского политического процесса в третьей четверти ХХ в., констатировал: "Традиционная партийная система... сменилась новой формой организации, в которой решающую роль стали играть консультанты средств массовой информации и организаторы опросов общественного мнения" .

Дополнительный штрих в эту картину вносит еще одна особенность познавательных процессов в эпоху пост-модерна: в области социального познания на массовом уровне пост-модернизм ознаменовался девальвацией классических аксиом рациональности и аксиологических парадигм (отказ от признания фундаментальности причинно-следственных связей, фундаментальное сомнение в существовании конечных смыслов и абсолютных ценностей и т.д.). В этих условиях рациональный анализ социально-политической реальности на уровне массового сознания весьма затруднителен; на массовом уровне общественного сознания происходит разложение инструментальных возможностей адекватного отражения сущности политических отношений.

Последняя четверть недавно ушедшего века была озарена победными реляциями, возвестившими о падении одиозных авторитарных режимов и переходе нескольких десятков государств от авторитаризма к демократии. Этот процесс, получивший с легкой руки С.Хантингтона определение третьей волны демократизации, сопровождался не только очевидными демократическими эффектами, но также и другими, не столь наглядными и сразу проявляющимися последствиями; мы можем обнаружить их лишь на зрелых этапах процесса. При этом – парадоксальным образом – в ходе победного шествия демократии на смену революции масс пришла революция элит [Гаман-Голутвина 1998; Лэш 2002].

В итоге мы вслед за Дж.Сартори можем констатировать изменение соотношения между вертикальным и горизонтальным измерением политики.

Сартори различал вертикальное измерение политики (связанное с отношениями субординации, суперординации и координации, иначе говоря, иерархии, подчинения и взаимозависимости) и горизонтальное (институционализирующееся в инструментах и механизмах электоральной и партиципаторной демократии и находящее выражение во влиянии общественного мнения) .

В течение последних десятилетий вертикальное измерение заметно окрепло за счет горизонтального, что находит отражение в различных тенденциях – от падения масштаба общественного участия до снижения (или проблематизации) уровня доверия в обществах различного типа, в том числе – с развитыми формами политического участия [см. напр. Putnam 2000].

Дж.Хигли, отождествляя вертикальное измерение демократии с элитным, определяет эту тенденцию как укрепление власти элит по отношению к обществу: “На национальном уровне во всех странах Европейского Союза признаками усиления элит является расширение аппаратов систем государственной безопасности, более тщательный контроль за массами, многочисленные силовые акции против террористических ячеек и диаспор мигрантов… С одной стороны, кажется, что усиление ‘вертикальных’ тенденций возвращает нас к более ранним стадиям развития демократии и обеспечивает более крепкое лидерство. С другой стороны, элементы, скрепляющие элиты и не позволяющие борьбе и разногласиям между ними дестабилизировать демократическую политику, оказываются ослабленными. Очевидно, что элиты и демократии, которыми они управляют, сталкиваются с ошеломительным калейдоскопом зловещих взаимосвязанных угроз” [Хигли 2006: 29-30].

Несомненно, произошедшие в течение последнего времени изменения следует рассматривать в контексте глобализации, оказавшей существенное влияние на процессы элитогенеза. Усиление взаимодействия между национальными элитами стало ядром политической глобализации. Новое качество процесса межэлитных контактов, привнесенное глобализацией, заключается в том, что на смену относительно устойчивым альянсам в рамках национальных границ и военно-политических союзов приходит гибкая и меняющая конфигурацию система временных элитных альянсов, преодолевающих национальные границы. Интенсификация контактов между национальными элитами стимулирует возникновение феномена, который С.Хантингтон назвал "Культурой Давоса" ("Davos Culture") взаимозависимой элиты. Формируется отчетливо осознающая свою автономность транснациональная элита, слабо подотчетная национальным электоратам. Постепенное смещение центра принятия решений с национального на наднациональный уровень ослабляет возможности как рядовых граждан, так и сформированных в лоне национальной политики групп давления влиять на принятие решений общенационального масштаба. Иначе говоря, в условиях глобализации субъекты принятия решения становятся более самодостаточными, а их решения – менее доступными для общественного понимания, что способствует усилению политической власти элит.

Однако эта констатация характеризует только одну сторону медали. Другая заключается в том, что процесс глобализации сопровождается падением возможностей национальных элит контролировать процессы в области национальных экономик, и отчасти в области политики и культуры. При этом соответственно падают и возможности контроля политических элит над национальными электоратами. Сложность и взаимосвязанность принимаемых на наднациональном уровне решений стимулируют проведение политики, которая нередко входит в противоречие с интересами национальных электоратов, что порождает недоверие и подозрительность последних по отношению к своим элитам, подвергающимся критике со стороны популистских движений. Таким образом, в условиях глобализации власть элит на наднациональном уровне возрастает, а на национальном – падает.

Среди возникших в течение последних двух десятилетий конкретных проявлений изменений в системе элиты–массы фиксируются следующие процессы: а) кризис сложившейся ранее системы политических партий и партийных систем в значительном числе стран Латинской Америки, Африки, Южной и Юго-Восточной Азии; б) отчетливый сдвиг в сторону плебисцитарных форм политической мобилизации в этих регионах; в) повсеместная и постепенная маргинализация общенациональных парламентов и местных легислатур в связи с усилением влияния неподотчетных национальным электоратам экономических структур, подобных МВФ или Мировому Банку; г) распространение деятельности организованных преступных сообществ на глобальном уровне и неспособность национальных юридических систем обуздать их активность; д) рост официальной и нелегальной эмиграции из стран, стоящих на пороге социального взрыва и неспособных обеспечить прожиточный минимум населению .

Представляется, что отмеченное перераспределение влияния между элитными и массовыми группами должно быть неизбежно сопряжено с существенными изменениями в практиках политического лидерства и внутренней организации элит на национальном и глобальном уровнях. На наш взгляд, это и происходит в действительности. Анализ показывает изменение политико-управленческих практик в западных политиях в течение последних двух-трех десятилетий. Третья четверть ХХ столетия в отношениях элит и масс характеризовалась преимущественным использованием манипулятивных технологий: важнейшими инструментами управления выступали информационно-психологические механизмы (хотя методы жесткого силового воздействия отнюдь не были исключены из арсенала инструментов воздействия). Этому способствовал целый ряд факторов, среди которых, в частности, можно упомянуть формат холодной (т.е. по преимуществу информационно-психологической) войны на глобальном уровне и биполярность структуры глобального политико-экономического мироустройства, ограничивавшей возможности использования силовых инструментов в области внешней политики. Трансформация биполярного мира в монополярный, будучи результатом действия значительной совокупности факторов, в качестве одного из последствий имела расширение возможностей использования силовых стратегий во внешней политике, что, в свою очередь, стимулировало и укрепляло сформировавшиеся еще в биполярную эпоху интенции «решительного» лидерства.

Несомненно, произошедшее в течение последних десятилетий изменение лидерских практик в западных политиях не стоит рассматривать исключительно в контексте личностно-психологических особенностей национальных лидеров – востребован более широкий социально-политический контекст, а сами лидеры – во многом лишь произведение элит, региональных, национальных или глобальных. Так, известно, что Р.Рейган был во многом произведением калифорнийских PR-кампаний, а Дж.Буш-младший стал президентом США благодаря поддержке неоконсервативной элиты . Кстати, именно с фигурой Дж.Буша исследователи склонны связывать кульминацию глобальной тенденции изменения стиля лидерства. В 2005 г. на симпозиуме Исследовательского комитета "Политические элиты" Международной Ассоциации политической науки (IPSA) в Норвегии Дж.Хигли задавался вопросом: является ли элита Буша аберрацией или предвестником нового политического стиля? [Хигли 2006]. Двумя годами позже он обрел убежденность в том, что именно Буш и его команда являются «локомотивом» нового тренда . Действительно, процессы в ядре глобальной империи не могут не оказывать решающего влияния и на остальной мир, что определяет логичность пристального внимания к процессам в среде американской элиты.

Исследования показывают, что команда Дж.Буша-мл. в ряде отношений действительно нетипична для американской политической элиты. Основаниями для подобного вывода является как характер внутренней организации элиты Буша, так и ее политический стиль.

Западные правящие элиты ХХ в. редко кардинально отличались от своих предшественников и последователей. Как правило, они были интегрированы в широкие круги и сети политического влияния и персонального знакомства, объединявшие несколько тысяч высокопоставленных лиц в сферах политики, управления, бизнеса, профсоюзов, масс-медиа и избранных групп интересов. Такие взаимосвязанные сообщества были более сплоченными, чем их описывает теория плюрализма элит и менее интегрированными, чем об этом пишут сторонники единой "властной элиты". Радикальные инновации в рамках элитных сетей сдерживались сложностью существующих институтов и унаследованными от предшественников программами, принятыми на пути к власти обязательствами и долгами, необходимостью считаться с полномочиями элит в других областях, пристальным вниманием общества, критикой масс-медиа. В подобной системе отношений концепт правящей элиты выглядит если не преувеличением, то упрощением .

Анализ особенностей сплотившейся вокруг фигуры Дж. Буша элиты дает основания для пересмотра традиционных подходов к элите, поскольку с точки зрения ключевых характеристик она не имеет прецедента в американской истории. Элита Буша сплочена и четко организована; составляющие ее ядро лица были хорошо знакомы еще до прихода во власть и объединены общностью взглядов на роль США в мире и на задачи внутренней политики; разделяют общие политические и этические принципы, которые весьма системно выстроены в формате чрезвычайно амбициозной программы, разработаннной задолго до событий 11 сентября 2001 г., открывших возможность ее реализации . Специфическими особенностями команды Буша являются подчеркнутая религиозность (заседания кабинета начинаются с молитвы, президентские речи пестрят обращениями к Богу, понятие дьявола является значимым концептом), квазивоенный дресс-код, демонстративный патриотизм (значок в виде звездно-полосатого флага украшает пиджаки большинства политиков), подчеркнутая лояльность президенту и упор секретность.

Стратегические направления политики Буша под названием "Восстанавливая американскую оборону: стратегия, силы, ресурсы для нового столетия" были сформулированы задолго до того, как его команда пришла к власти – еще в начале 1990-х годов. После 2001 г. многое из того, что предполагал упомянутый труд, было реализовано. Был расторгнут заключенный в 1972 г. с СССР Договор по ПРО, свергнут режим С.Хусейна в Ираке, дан "зеленый свет" усилиям по дестабилизации режимов в Иране и Северной Корее, предприняты усилия по созданию третьего позиционного кольца ПРО в Европе, увеличен с трех до четырех процентов ВВП военный бюджет. Принятая в 2002 г. в продолжение этой политики Стратегия национальной безопасности предполагает отказ от стратегии сдерживания как реликта холодной войны, легитимирует возможность превентивных ударов по тем странам, которые потенциально могут представлять угрозу для США, предусматривает развертывание глобальной системы военных баз США по всему миру и исходит из недопущения достижения в течение нескольких ближайших десятилетий какой бы то ни было страной равенства с США в области вооружений или их превосходства. Эта же стратегия предполагает однозначную ставку на силу в разрешении любых региональных конфликтов . Особое внимание исследователей привлекает иракская кампания 2003 г., которая знаменовала значительное расширение американской политики использования военной силы, поскольку предыдущее нападение на другую страну без предварительной атаки на США или американских граждан имело место в испано-американской войне 1898 г.

Следует отметить еще одну характеристику нынешней администрации, а именно достижение ею практически всеобъемлющего контроля над властно-управленческими структурами страны. Одержав победу на промежуточных выборах в Конгресс в 2002 г., ей удалось получить большинство в обеих палатах парламента. Победив далее в ходе имевшей плебисцитарный характер кампании 2004 г. и удалив диссидентствующих политиков из властного инстеблишмента, располагая поддержкой в Конгрессе и Верховном Суде, команда Буша имеет полный контроль над федеральным правительством, так же, как и в законодательных собраниях почти двух третей Штатов. И хотя впоследствии демократам удалось вернуть контроль над Капитолийским холмом, в Конгрессе удается проводить ключевые решения администрации. Несомненно, все это стало возможным во многом в результате виртуозного использования последствий событий 11 сентября 2001 г. Реализация программы Буша началась практически с первых дней у власти, однако оценка ее результатов была скептической, так что большинство аналитиков незадолго до событий 11 сентября называли ее "мертворожденной". Однако все изменилось сразу после печально известных событий .

Наиболее заметным проявлением нового формата отношений в элите стала институционализация и легитимация обновленной системы контроля правящих групп по отношению к массовым слоям. В этом отношении трудно переоценить значение событий 9/11 в США, ставших импульсом для существенной трансформации системы идеологического и специального контроля в стране. Вот основные вехи этой трансформации. Во-первых – объединение двадцати двух ранее автономно существовавших ведомств и агентств, отвечавших за различные аспекты национальной безопасности общей численностью 170 00 человек [Джанда и др. 2004: 399], что было традицией системы безопасности в США), в единое Министерство внутренней безопасности с астрономическим бюджетом, отличительной особенностью которого стало объединение всех имевших отношение к безопасности структур – от пограничных войск до внешней разведки и наружного наблюдения – в рамках единого ведомства. Далее последовало; издание Patriot Act (2002 г.) и Intelligence Reform Act (2004 г.), многократно расширивших возможности идеологического и специального контроля, создание нормативной базы и внедрение практик контроля за частной жизнью граждан (включая досмотр электронной переписки, прослушивание телефонных разговоров и т.д.), использование силовых методов по отношению к подозреваемым в совершении преступлений и заключенным . Последним по времени шагом в этом направлении стало утверждение в июле 2008 г. Сенатом закона, касающегося правил электронной слежки американских спецслужб за лицами, подозреваемыми в терроризме. Одним из главных положений документа стал пункт о судебном иммунитете для телекоммуникационных кампаний, тайно сотрудничающих со спецслужбами США в программе прослушки. Исход голосования ознаменовал серьезную победу президента Буша, давно настаивавшего на принятии этого закона [Портякова 2008].

Любопытна перекличка эпох и лиц. Президент США Дж.Буш-мл., сын того Буша, что в свое время ушел воевать за “нашу и Вашу свободу” (как говаривали поляки в XIX в., борясь с царизмом), осенью 2006 г. возвестил “граду и миру”, что он по-настоящему счастлив, так как лишь немногим американским президентам удавалось сделать столь много для торжества демократии и защиты прав человека, как ему, поскольку в октябре 2006 г. Буш подписал Закон о военных комиссиях, официально разрешивших пытки заключенных. Из отечественной истории помнится, что в 1937 г. подобные процедуры регламентровались только внутренними инструкциями НКВД, но до закона – высшего нормативного акта – дело так и не дошло, да и сами инструкции отменили в 1938 году…

Заслуживает внимания нелинейное соотношение между процессом усиления силовых обертонов политики и его персонификацией. В контексте упомянутой тенденции логично было бы ожидать выдвижения на первые роли представителей силового блока администрации. Однако этого не произошло; напротив, в качестве сторонников жесткой линии выступили в подавляющем большинстве гражданские лица (Р.Чейни, Р.Перл, П.Вулфовиц, К.Райс, Ч.Болтон и др.). В пору первого президентского срока Дж.Буша среди экспертов был популярен тезис о разделении персонального состава администрации на "ястребов" и "голубей" . При этом в качестве предводителя “голубей” выступал профессиональный военный генерал К.Пауэлл, занимавший в 2001-2004 гг. должность госсекретаря, тогда как в “ястребином” качестве позиционировались сугубо гражданские лица, не только в большинстве своем не служившие в вооруженных силах, но и не имевшие ничего общего с военной службой настолько, что их политический оппонент К.Пауэлл презрительно называл их “chicken hawks” – куриные ястребы. Кстати, подобное рассогласование политических биографий и политических ориентаций была характерна не только для республиканской администрации, но также для ее демократической предшественницы.

Аналогична тенденция и в ряде других государств. Так, известен приток бывших военных на гражданскую службу в Израиле ; по крайней мере, шесть из семи последних по времени премьер-министров в послужном списке имели опыт успешной воинской службы. Хотя «ястребиная» ориентация была свойственна большинству из них, тем не бывали и исключения: так, И. Рабин стал лауреатом Нобелевской премии мира.

Весьма символично относящееся к началу 1999 г. эмоциональное обращение Мадлен Олбрайт - тогда представителя США в ООН, - настаивавшей на военной интервенции в Югославии, к возражающему против этой идеи и упрямо упирающемуся генералу Колину Пауэллу (тогда Председателю Объединенного Комитета начальников штабов): “Какой смысл иметь такую превосходную военную машину, если мы не можем ее использовать!” . Как известно, победила точка зрения гражданских политиков: без одобрения СБ ООН Клинтон инициировал 78-дневные бомбежки Югославии, приведшие в итоге к падению режима Милошевича.

Заслуживает внимания воздействие нового политического стиля на практики внутриэлитного взаимодействия. И здесь влияние определенно и очевидно. Элита Буша не только существенно изменила соотношение между горизонтальным и вертикальным измерениями американской политики – новый политический стиль может поколебать еще одно важное основание американской политической системы, а именно принцип внутриэлитного консенсуса. Этот сюжет заслуживает особого внимания как еще одна из заметных новаций современного элитогенеза.

Если сопоставить особенности нынешней команды и ее политический стиль с традиционными для американской политики характеристиками, она действительно может показаться аномалией, поскольку основанный на консенсусе компромиссный, гибкий стиль политического взаимодействия и практика внутриэлитного консенсуса в целом являются важнейшими системными характеристиками американской элиты, институционализированными в механизме политического торга. Именно политический торг является важнейшим механизмом внутриэлитных отношений в США и иных типологически близких политиях. Не будет значительным преувеличением сказать, что в политической системе США процесс принятия решений – это процесс сделок, уступок и компромиссов [подробнее см. Гаман-Голутвина 2006а: гл. 1, 3].

Два характерных сюжета. Известно, что президент США обладает исключительным правом назначений на высшие должности в аппарате исполнительной власти (составляющие около 1 % всех назначений в системе исполнительной власти ), однако все президентские назначения должны быть санкционированы Сенатом. При этом на протяжении ХХ в. Сенат не утвердил лишь четыре (!) кандидатуры из предложенных администрациями. Секрет столь согласованных действий прост и объясняется не "обязанностью" сенаторов поддерживать любые кадровые предложения Белого Дома, но предварительными, до официального внесения в Сенат президентских предложений, неформальными консультациями между Белым Домом и Конгрессом и учетом мнения Сената президентской администрацией . Другой пример. В один из периодов президентства Р. Рейгана, когда возникли серьезные проблемы с прохождением бюджета через Палату представителей, исполнительная власть не стала прибегать к давлению на членов Конгресса: для получения дополнительных голосов администрация изменила отношение к законопроекту о поддержке цены на сахар, что привлекло к поддержке президентского проекта бюджета голоса конгрессменов от штатов Луизианы и Флориды, в которых расположены значительные сахарные плантации [Джанда и др. 2006: 384].

В этом контексте уместно упомянуть оценку Роберта Даля: “Возможно, ни в одной другой политической системе в мире торг не является таким основополагающим компонентом политического процесса”, как в США [Даль 1992: 156]. Р.Нойштадт полагает, что именно политический компромисс составляет важнейшую технологию президентской власти в США: “Власть убеждать – это власть торговаться... могущество президента определяется его умением торговаться” [Нойштадт 1997: 67, 77]. По мнению М.Бартона и Дж.Хигли, внутриэлитный консенсус составляет базисное основание либеральной демократии, и нестабильность элитного консенсуса может способствовать упадку этой модели, поскольку демократии – это результат усилий консенсусно объединенных элит. Специфической особенностью данного типа элит, радикально отличающей его от двух других – разъединенных и объединенных идеологически – является консенсус в признании базовых ценностей при сохранении расхождений в конкретных политических вопросах. Довольно редко встречающиеся консенсусно объединенные элиты более сложны, чем партийные элиты, и именно они способны обеспечить конструктивный и мирный внутрикорпоративный диалог, открывающий возможности эволюционного развития общества: "Элитный консенсус относительно фундаментальных правил игры является краеугольным камнем западных демократий, которые возможны лишь там, где элитный консенсус удерживает политическую конкуренцию в разумных пределах… Демократия не просто нуждается в политике, осуществляемой внутренне консенсусной и взаимоприемлемой элитой. Демократия является детищем консенсусно объединенной элиты" .

Модель консенсусно интегрированной элиты сложилась на ранних этапах формирования государства в США. Способность к эффективному взаимодействию посредством компромисса в полной мере продемонстрировали отцы-основатели в период принятия основополагающего документа – Конституции страны. Известно, что Конституционный конвент, собравшийся в Филадельфии в 1787 г., не только дополнил и исправил, как и ожидалось, положения действовавшего тогда в стране основного закона “Статьи конфедерации”, но подготовил принципиально новый политико-правовой документ. Предполагая, что этот документ может вызвать серьезное сопротивление в легислатурах штатов, основатели американского государства предприняли два маневра: ввели условия ратификации этого документа только частью штатов, а не всеми (так как в ряде штатов рассчитывать на успех не приходилось) и настояли на созыве для ратификации Конституции специальных ратификационных конвентов, которые должны были одобрить Конституцию вместо передачи ее на рассмотрение легислатур штатов, большинство в которых составляли оппоненты, способные заблокировать принятие документа. В итоге Конституция была принята, несмотря на незначительное число ее сторонников [Дай и Зиглер 1984; Джанда и др. 2006].Заключением Коннектикутского (названного Великим) компромисса завершились дебаты по формату национального парламента и по вопросу о рпезидентстве. Технологичность и компромиссность можно рассматривать как имманентные качества американской политической культуры, являющиеся следствием консенсусной природы сложившейся в США модели элитного рекрутирования и проявившиеся на ранних этапах становления политической системы.

Практически на протяжении всей последующей истории США внутриэлитный консенсус составлял основание политической системы и одновременно одну из важнейших технологий ее функционирования. В подобной политической системе фигура главы государства является как бы воплощением элитного консенсуса: Конституция США наделяет президента значительные полномочиями, однако ограничивает их действенной системой контроля. Реальная власть президента определяется не просто формальными полномочиями, а способностью убеждать, добиваясь элитного консенсуса [Шлезингер 1992; Нойштадт 1997: 36, 64]. Несомненно, относительная слабость президентской власти в США обусловлена таким значимым фактором, как отсутствие серьезных угроз в виде внешней агрессии. Это понимал уже А.Токвиль, отмечавший, что если бы американский союз подвергался угрозе извне, исполнительная власть имела бы гораздо большее значение. Результатом возрастания значения внешней политики в системе жизненно важных интересов США в ХХ в. стала тенденция расширения полномочий президентской власти. Пиком этой тенденции стало президентство Р.Никсона, ознаменованное стремлением главы исполнительной власти нарушить в пользу президента баланс между президентской властью и властью представительных органов и преобразовать систему президентской власти, доведя это преобразование до логического предела - лебисцитарного президентства, в основе которого лежит представление о том, что президент подотчетен только своим избирателям, да и то раз в четыре года.

Однако эта политика Никсона потерпела сокрушительное поражение и привела к результату, прямо противоположному желаемому: он был вынужден уйти в отставку под угрозой импичмента, а это, в свою очередь, существенно ослабило рейтинг института президентства во внутриполитическом раскладе сил и привело к падению доверия к институту президента в целом [Шлезингер 1992: 406].

Угроза импичмента Никсону и его последующая отставка представляют наиболее яркий пример отторжения американской политической системой директивного, жесткого стиля лидерства верховной власти – отторжения тем более знаменательного, что произошло оно в контексте общей тенденции расширения президентских полномочий и возрастания симпатий массового избирателя к институту президентства. Отставка Никсона стала результатом не просто грубых ошибок или должностных нарушений, а была обусловлена изоляцией президента от ведущих элитных групп, неспособностью принять гибкий стиль политического лидерства и пренебрежением сложившимися правилами игры. Никсон попытался превратить Белый дом в центр принятия важнейших решений, поставив сотрудников аппарата своей администрации выше влиятельных фигур конгресса [Дай и Зиглер 1984].

Главную роль сыграла неготовность Никсона к гибкому взаимодействию со старыми восточными элитарными кланами (которых он считал своими главными врагами , что в конечном счете стало роковым для Никсона [Дай и Зиглер 1984]. Он стал первым президентом США, который попытался построить свою политическую стратегию преимущественно на силах “солнечного пояса”, представители которого постепенно вытеснили из команды Никсона вашингтонцев . История президентства Никсона показательна для понимания расклада сил в системе отношений верховная власть – политический класс – внеэлитные слои населения: именно элитный консенсус различных групп определяет судьбу главы исполнительной власти; позиция внеэлитных слоев менее значима. Симптоматично, что Никсон, оставаясь аутсайдером для восточного истеблишмента, рассматривал и ощущал себя выразителем интересов массовых внеэлитных слоев. Однако, изолировав себя от правящих элит, Никсон лишился и поддержки средних американцев: влиятельные группы элиты посредством ряда технологических процедур сумели восстановить против него и широкие слои населения, которые Никсон рассматривал в качестве своей опоры.

Другой, быть может, еще более убедительный в силу “чистоты эксперимента”, пример фиаско президента, разошедшегося в принципиальном вопросе с влиятельными элитными группами судьба Дж.Ф.Кеннеди. В отличие от “выскочки” Никсона, выходец из влиятельного и состоятельного восточного клана (отец президента Джозеф Кеннеди к концу 1950-х гг. занимал 12 строчку в рейтинге наиболее состоятельных людей США) аристократ Кеннеди, несомненно, прекрасно вписывался в традиционный политический истеблишмент, блестяще владел неписаными правилами игры на политической бирже, одним словом, был “своим” на политическом Олимпе. Семейный клан Кеннеди был столь влиятелен, что один из конкурентов Дж.Ф.Кеннеди на ранних этапах президентской гонки 1960 г. признавал, что чувствовал себя мелким торговцем, который пытается конкурировать с сетью крупных магазинов. Однако эти обстоятельства сыграли злую шутку с Кеннеди: он посчитал свой действительно очень высокий потенциал влияния достаточным, чтобы пренебречь мнением конкурирующих групп в принципиальном вопросе. Независимо от того, кто именно персонально выступал в роли оппонентов президента, обстоятельства гибели Джона Кеннеди, судьба двух его братьев, оставивший много вопросов ход расследования, результаты работы комиссии Уоррена и другие обстоятельства свидетельствуют, что события 1963 г. в Далласе стали делом рук не убийцы-одиночки, а лиц, реальное влияние которых, в том числе и в органах государственной власти, было выше, чем аналогичный показатель убитого президента.

Можно привести более близкий по времени пример проигрышной стратегии жесткого давления. Так, по мнению аналитиков, в результате попытки импичмента Б. Клинтона проигравшими оказались все участники этой кампании. «Утрата лица» президентом очевидна, но в проигрыше оказались и его оппоненты – независимый прокурор К. Старр, добивавшиеся отставки президента ведущие фигуры в руководстве Республиканской партии в Конгрессе (Н. Гингрич, Б. Ливингстон, Г. Хайд, Т. Лотт, Т. Делэй), сама незадачливая стажерка [Джанда и др. 2004: 331-332].

Органичным данной политической системе является традиционно гибкий, компромиссный стиль политического лидерства. Наиболее наглядным примером свойственного американской политической культуре стиля лидерства исследователи считают стиль президентства Л.Джонсона. Начав свою карьеру в Конгрессе и проработав там без малого тридцать лет, Джонсон блестяще владел искусством компромисса и техникой процедурных согласований, делая упор во взаимодействии с партнерами и оппонентами на психологические инструменты коммуникаций. Неготовность Никсона к подобному стилю элитного взаимодействия стала важнейшим фактором его поражения: “Инстинктивно, в кризисной ситуации Никсон ‘боролся как черт’, а не торговался” [Дай и Зиглер 1984: 208].

В данном отношении Дж.Буш-мл. выглядит брутальным "нарушителем конвенции", многократно превзошедшим Никсона, который по сравнению с нынешним лидером выглядит "голубем": Буш действует бескомпромиссно, жестко, пренебрегая мнениями не только оппонентов из лагеря демократов, но и удаляя диссидентов из среды однопартийцев. Если Никсону не удалось построить систему плебисцитарного президентства, то Буш строит свой стиль именно в плебисцитарном формате.

Относительно последствий нового политического стиля на организацию и будущее американских элит можно сказать, что ситуация неоднозначна; не случайны и расхождения мнений в экспертном сообществе. Так, Дж. Хигли рассматривает команду нынешнего президента в качестве исключительного явления в американской политике (Higley 2006b). Взгляд на политику Буша как беспрецедентную в американской истории довольно распространен. Так, Б. Херберт пишет: «Благодаря политике Буша образ США воспринимается сегодня не как лидер свободы, а как убийца в камуфляже» . Однако есть и иные мнения, более сдержанные в оценке степени новаций Буша [см. напр., Bacevich 2005].

На наш взгляд, для адекватной оценки ситуации значительный интерес представляют результаты исследования известных американских политологов Г. Мур и С. Мак, осуществивших масштабное эмпирическое исследование отношения членов различных сегментов американской элиты (политическая и неполитическая фракции, республиканцы и демократы, женщины и мужчины) к использованию военной силы во внешней политике за период с момента окончания вьетнамской войны в 1975 г. до войны «против террора» в 2004 г. на основании базы данных, формировавшейся, начиная с 1975 г. при поддержке Чикагского Совета по международным отношениям . Задачей исследования было прояснение вопроса о том, стала ли американская элита при Буше более воинственной, или ставка на силу является ее устойчивой характеристикой.

Исследование Г. Мур и С. Мак показало, что к 1986 г. вьетнамский синдром в среде американской элиты был в основном преодолен, и, начиная с этого времени, и истеблишмент демонстрировал высокий уровень поддержки использования военной силы. Стремление элиты к сдержанности в эпоху вьетнамского поражения выглядит, скорее, аномалией, нежели закономерностью.

Обозревая проблему в более обширной исторической ретроспективе, желательно также понять, каково было отношение американской элиты к использованию силы до 1975 г.? На этот вопрос достоверно ответить трудно, так как систематические исследования на этот счет отсутствуют. Впрочем, есть мнения американских исследователей, обращавшихся к изучению проблемы. Так, в середине 1950-х гг. Р. Миллс выражал беспокойство относительно присущего американской элите стремления опираться на силу. «Американская элита не имеет адекватного образа мира… Наиболее приемлемым мирным планом является полностью заряженный пистолет» . А. Басевич убежден, что склонность американской элиты к использованию силы является не эксклюзивной особенностью администрации Буша, но устойчивой долговременной характеристикой американского истеблишмента . Оценки Р. Миллса и А. Басевича в значительной степени находят подтверждение в исследовании Г. Мур и С. Мак, убежденных в том, что большинство американских лидеров и сегодня и, по крайней мере, в течение последних тридцати лет, полагали возможным использовать военную силу для достижения политических целей, даже не будучи поддержаны союзниками .

Усиление влияния этих установок в течение последних лет находи выражение в распространении силовых стратегий также на область внутренней политики. В итоге на национальном уровне происходит усиление жестких обертонов в управленческих практиках, что становится ощутимым фактором снижения роли «горизонтального» измерения американской политики и находит проявление в падении уровня и качества общественного участия, традиционно активного. “Горизонтальное” измерение американской политики традиционно было весьма ощутимым. А.Токвиль полагал, что США XIX столетия представляли уникальное явление в этом отношении. Сильные массовые движения перед Первой мировой войной и в 1920-е годы дали новые аргументы в пользу этого суждения. Движения в защиту гражданских прав, прав женщин и студенческие движения 1960-70-х годов развивали сложившуюся ранее традицию и были мощным импульсом развития аналогичных движений во всем западном мире. Однако сегодня это “горизонтальное” измерение политики переживает непростые времена вследствие нового политического стиля элиты Буша – тесно сплоченной, жестко прагматичной, приверженной секретности и полагающейся преимущественно на силу – то есть довольно точно соответствующей отношениям “субординации, суперординации и координации”, составляющим существо “вертикального” измерения политики.

Подтверждение тому можно найти в разнообразных источниках. Так, в частности, исследования Р.Патнэма выявили произошедшее в течение двух последних десятилетий ХХ в. снижение уровня участия населения США в объединениях, общественных организациях различного плана – от бойскаутов до ассоциаций родителей и учителей. Объектом исследования Патнэма стал широкий слой общественных объединений – профсоюзы, профессиональные ассоциации, группы по интересам, спортивные клубы, братства и церковные группы. В период с сер. 1970-х до сер. 1980-х годов число членов общественных групп среди респондентов уменьшилось примерно на четверть .

Несомненно, сводить причины падения общественного участия исключительно к стилю правящих элит неправомерно (тем более, что Патнэм анализировал реальность исхода ХХ в.), однако трудно также отрицать влияние управленческих практик.

Следует отметить далее, что ставка на силу не является ныне исключительной прерогативой республиканцев; политики-демократы не отличабтся радикального от республиканского крыла властного истеблишмента. В этом контексте любопытно сопоставить политический стиль, для ниспровержения которого нынешняя команда приложила столь энергичные усилия в конце 1990-х. Как известно, силовая акция против Югославии была предпринята администрацией Б. Клинтона; в целом правление последнего было отмечено заметным ростом расходов на вооружения и привлечением военных к выполнению задач, ранее являвшихся сферой ответственности гражданских ведомств.

Если обратиться к политическому стилю демократов 2000-х гг., то, несмотря на конкретные программные отличия от республиканцев, демократические кандидаты на выборах 2004 г. Дж. Керри и Дж. Эдвардс не ставили под сомнение целесообразность использования силовых методов в отражении потенциальных угроз и вызовов США. Критикуя республиканскую администрацию за ряд внешнеполитических неудач, они, тем не менее, обещали продолжать курс на «войну с террором», делая упор в президентской кампании на военный опыт Дж. Керри и его качества как жесткого политика. В данном отношении характерно также, что демократический кандидат на президентских выборах 2008 г. Б. Обама, декларируя неприятие вмешательства государства в личную жизнь граждан, в июле 2008 г. поддержал в Сенате внесенный Бушем закон об электронной слежке за гражданами [Портякова 2008].

Весьма ощутимым является воздействие нового формата политики на практики внутриэлитного взаимодействия. Элита Буша не только существенно изменила соотношение между горизонтальным и вертикальным измерениями американской политики - новый политический стиль чреват кризисом важнейшего основания американской политической системы - принципа внутриэлитного консенсуса. Жесткий стиль политического лидерства способен усилить внутриэлитную напряженность, которая, в свою очередь, потенциально чревата дестабилизацией политической системы в целом. Существует угроза того, что действующая избыточно жестко команда Буша, испытывает на прочность сообщество американских элит, их способность к консенсусу и компромиссу. И в этом отношении элиты Буша способна поколебать элитные основания либеральной демократии в США .

Еще более значимо, чем на национальном уровне, влияние нынешнего американского лидерства на изменения стиля политических практик на глобальном уровне. Речь идет, прежде всего, о значительной географической экспансии «цезаристского» стиля лидерства в обществах, казалось бы органически им чуждых или имевших против них иммунитет (Великобритания, Австралия). Усиление силовых стратегий в мировой политике сопровождается выдвижением или укреплением позиций политиков, склонных к преимущественно жестким силовым стратегиям лидерства и управления. Эти тенденции отмечаются, в том числе, в управленческих практиках ряда стран, известных своей традиционной приверженностью мягким консенсусным формам взаимодействия – Великобритании, Австралии и др. С периода в 1980-х годов, с восхождения М. Тэтчер, Р. Рейгана и Г. Коля происходит ощутимый сдвиг в характере и стиле политического лидерства в либеральных демократиях. Суть этого сдвига заключается в востребованности лидеров, менее склонных к политике компромисса и консенсуса и в большей степени приверженных силовым приемам. Эти лидеры добиваются исполнительной власти посредством выстроенных в плебисцитарном формате выборов . Обретя власть, политики подобного рода концентрируют полномочия в ядре исполнительной власти за счет урезания полномочий законодателей и административного аппарата и используют власть более произвольно, бесконтрольно и безнаказанно по сравнению со своими предшественниками.

Отмеченный тренд не является однородным во всех либеральных демократиях, и там, где он имел место, он нелинеен, с явными приливами и отливами. Однако тренд к восхождению более решительных лидеров – или, по крайней мере, воспринимаемых в качестве таковых, – очевиден: Дж.Буш в США, Т.Блэр в Великобритании, Я.Коидзуми в Японии, С.Берлускони в Италии, Дж.Ховард в Австралии и А.Ф.Рассмуссен в Дании, Х.Сапатеро в Испании, С.Харпер в Канаде, А.Меркель в Германии, Н.Саркози и Ж.-М.Ле Пен во Франции, К.Хайген в Норвегии, Й.Хайдер (до его гибели) в Австрии, П.Фортюн в Нидерландах (до его убийства). Применительно к этим лидерам определение цезаристский может показаться чрезмерно драматическим, однако обретение власти посредством плебисцитарных приемов определенно наводит на аналогии с европейской политикой межвоенных десятилетий. Создается впечатление, что наступило время решительных лидеров, во все возрастающей степени полагающихся на силу и входящих в более агрессивные, жестко организованные и взаимно антагонистические элиты (что наблюдается, по крайней мере, в некоторых либеральных демократиях [подробнее, Higley, Pakulski 2007: 8]).

В качестве моделей концептуализации диверсификации лидерских практик можно использовать идущую от Н.Макиавелли и В.Парето дихотомию львы–лисы, находящую развитие и в современных исследованиях . Современным аналогом этой дихотомии может служить предложенная Р.Ароном формула: "Современным миром правят два типа людей: одни преуспели благодаря войнам, другие – в мирное время" [Арон 1993: 111]. Этот подход созвучен типологии политических стратегий, предложенных Дж.Сартори, который выделял две стратегии взаимодействия политических акторов:

– неограниченная политическая борьба по принципу "игры с нулевой суммой" – "политика как война";

– ограниченное политическое состязание по принципу "игры с позитивной суммой" – "политика как торг" .

Мировая политика последних десятилетий отмечена расширением использования методов «игры с нулевой суммой». Весьма существенный вклад в доминирование этого стиля внесла команда Дж. Буша. Вместе с тем, констатируя усиление силовых обертонов в американской политике, следует признать, что эта тенденция не является беспрецедентной. Новацией выглядят два аспекта: переход от отдельных внешнеполитических решений и акций к выстраиванию системы управления, основанной на преимущественном использовании силы, и имплантацию силовых стратегий из сферы международных отношений в область внутренней политики.

Завершая рассмотрение тенденций современного элитогенеза, следует отметить различную степень их новизны по отношению к базовым характеристикам традиционной для западного социума модели элитной организации. К чиcлу таких базовых характеристик можно отнести глубокую линию размежеваний в системе отношений элиты – массы; высокую степень внутриэлитной сплоченности; компромисс в качестве основополагающего механизма внутриэлитных отношений, доминирование «мягких» технологий лидерства [Гаман-Голутвина 2006: 1.3].

Соответственно, усиление власти элитных групп по отношению к внеэлитным группам выступает относительной новацией – в условиях глобализации и пока преимущественно монополярной структуры мира эта тенденция обретает новую конфигурацию и большую глубину. Нетипичны преобладающие сегодня практики политического лидерства и нарастающая напряженность в сфере внутриэлитных отношений. Вследствие системообразующего для либеральных демократий значения внутриэлитного консенсуса дестабилизация последнего чревата потнециальной дестабилизацией основанных на компромиссе политических систем.

Мировые правящие элиты. Долгий путь к финансовому господству.
Статья 3.

Так исторически сложилось, что современная мировая финансовая элита, состоит в основном из представителей еврейской нации, поэтому не может быть понята без знакомства с некотрыми сторонами истории этого народа, а особенно, с европейским этапом его исторического пути. Пути, на котором разрозненные силы ростовщиков-менял, постепенно оформились в системное банковское дело и привели впоследствии, бывших ростовщиков, сначала к европейскому, а потом и к мировому финансовому господству.
Правы или не правы древние источники о причинах приведших к уничтожению древнего государства Израиль, но правда в том, что это привело к рассеянию евреев по всей земле. Сохранившиеся письменные источники упоминают об их распространении по всему пространству Азии, уже со времен древней Месопотамии. И в этих же источниках они уже упоминаются, как купцы и ростовщики. Расселение евреев по всему древнему миру, при сохранении постоянных тесных связей между соплеменниками, заставляло правителей стран, где проживали еврейские диаспоры время от времени проводить мероприятия по снижению их влияния или присутствия. Так ассирийские источники упоминают о необходимости изгнания еврейских купцов и ростовщиков перед подготовкой к войне с соседним государством. Все это приводило к новым и новым переселениям.
С возникновением и развитием европейской цивилизации евреи постепенно, вслед за арабскими завоевателями или передвигаясь по своему усмотрению, переместились в Европу, где первоначально расселились в основном на территории современной Испании и Италии. Купеческая и ростовщическая деятельность по-прежнему была основным средством выживания для еврейских диаспор. Главным толчком для начала формирования в еврейской нации своеобразных условий, приведших к созданию самых влиятельных современных финансистов, как это не странно, послужило возникновение и последующее усиление христианства. Одним из основных постулатов христианства было его негативное отношение к занятию ростовщичеством, которое считалось недопустимым занятием для настоящего христианина. Олицетворение евреев в евангелиях Нового Завета с народом богоубийцей, также сыграло свою роль и, во всех христианских европейских государствах, стали возникать запреты на профессии для евреев. Целью запретов было общественное унижение и наказание евреев за грехи предков. Постепенно, практически единственной профессией, которая была разрешена для евреев в христианских государствах, в средние века, стало ростовщичество.
Постепенно христианская политическая идеология принимала антисемитской характер и во всех европейских странах сформировалась особая атмосфера в отношении, проживавших на их территориях, еврейских диаспор. Направления этой политики менялись в странах, в зависимости от обстоятельств, но сохранялись главные принципы. Согласно указам в католических странах Европы евреям запрещалось заниматься фактически всеми профессиями, кроме ростовщичества, а также им стали предписывать носить одежду, отличающуюся от прочих горожан. Практически насильственное принуждение к ростовщичеству стало, постепенно, играть важную роль в еврейской жизни и имело для них положительную и негативную стороны. Положительным было то, что ростовщичество приносило евреям, по тем временам, изрядные доходы, и было, в общем, необходимо всем жителям Европы от правителей до простолюдинов, то есть еврейские диаспоры всегда имели на что жить. Отрицательной стороной было то, что, принадлежность к ростовщичеству, даже при его признании, в качестве необходимого финансового инструмента в структуре государств, постоянно грозила евреям изгнанием из городов и стран, из-за недовольства населения грабительскими процентами.
Со временем, несмотря на все препятствия и унижения, еврейские ростовщики приобрели в экономике стран Западной Европы такое весомое влияние, что стали пытаться воздействовать на внешнюю и внутреннюю политику государств. Последствия таких попыток не заставили себя ждать и, в 1290 году английским королём Эдуардом I был подписан первый европейский эдикт об изгнании евреев из страны. В этом эдикте всем евреям под страхом смертной казни предписывалось покинуть пределы Англии, а ведь все опасения и недовольство англичан были связаны с ростовщической и прочей деятельностью, совсем немногочисленной, всего около 2000 жителей, еврейской диаспоры. А еще раньше, в 1218 году Англия стала первой европейской страной, где от евреев потребовали носить отличительные знаки. В период с 1219 по 1272 годы представителей этой национальности в английском королевстве, в дополнение ко всему, обложили новыми налогами и сборами, которые действовали длительное время. Большинство из них, был отменёно Оливером Кромвелем только через 365 лет, в 1656 году, когда национальная экономика пыталась оправиться от страшных последствий Гражданской войны и крайне нуждалась в привлечении еврейских капиталов. Республиканское правительство Кромвеля, тем самым надеялось вернуть предприимчивых еврейских ростовщиков и негоциантов в Англию, так как их коммерческая деятельность должна была способствовать оживлению хозяйственной жизни в истерзанной войнами стране.
С усилением католической папской власти, начались трудности для евреев и в Италии, где стали приниматься жесткие законы, направленные избирательно и исключительно к одной нации.
В 1402 году итальянские евреи получили от римского сената статут, в котором говорилось о том, что евреи, живущие в городе Риме, являются полноправными гражданами и пользуются теми же свободами, что и остальные римляне, но они должны носить красную накидку, всюду, кроме районов, где они проживают. Потом, по другому статуту, на евреев надели жёлтые шапки, а через два месяца на берегу Тибра были возведены ворота и стены гетто. Через шесть месяцев, по следующему статуту, у евреев было конфисковано все недвижимое имущество вне стен гетто.
Не довольствуясь созданием унизительных условий для еврейских диаспор, католическая церковь стремилась всяческими способами обратить евреев в христианство. Крещение евреев происходило по-разному. В Италии католические священники действовали относительно мирным путём, в странах находившимся под испано-французским влиянием оно иногда принимало кровавые формы. Но усилия католической церкви не пропали даром и постепенно, сформировалась совершенно новая еврейская диаспора, объединяющая новых христиан евреев-маранов. Члены этой особой диаспоры, так же, как и все евреи, занимались ростовщичеством, но на более высоком уровне и постепенно приобрели значительные привилегии по сравнению с другими общинами евреев, а некотрые из них были даже приняты при дворах европейских монархов в качестве банкиров.
Но, в той же католической Италии, имелись особые, продуманные отношения, которые у некотрых еврейских диаспор складывались, например, с правительством Венеции и, они отличались от политики всех европейских государств в отношении еврейских диаспор своим деловым подходом. В 1382 году венецианское правительство заключило договор с группой евреев, разрешив им временно проживать в городе лагун. Через три года разрешение было продлено на десять лет. Когда срок истёк, евреев из Венеции изгнали. На протяжении всего 15 века венецианским евреям, то разрешали проживать в Венеции, то изгоняли из города. Конечно, такие действия Сената объяснялись не симпатиями или сочувствием к евреям, когда им разрешали жить в городе, и не из особой ненависти, когда их изгоняли из города. Все это объяснялось весьма просто, и причинами вполне материального характера. Если экономическое положение Венецианской республики ухудшалось, евреев охотно принимали, при условии, что они откроют небольшие ссудные кассы, которые будут предоставлять мелкие займы городской бедноте, но под установленный Сенатом процент, Когда же положение республики улучшалось, евреям приказывали её покинуть. В конце концов, значительной группе евреев было разрешено поселиться в Венеции на бессрочное время. Потом появился указ, позволявший евреям приобретать в аренду дома в Венеции, но только на определённой территории.
Согласно этому указу, евреям предписывалось селиться всем вместе в домах гетто, а чтобы евреи не выходили оттуда по ночам, мост охраняли оплачиваемые ими же, христиане. Венецианские власти, по многим причинам, не вмешивались во внутреннюю жизнь гетто и туда устремились евреи из самых разных стран. Сначала из средней Италии, из папских владений и из немецких земель. Затем появились еврейские левантийские купцы, постепенно оседавшие на венецианских островах. Самый большой наплыв евреев-переселенцев был после их изгнания из Испании и Португалии. Характерной особенностью этих переселений было то, что как и в древности, группы, не теряли связи с местами, откуда прибыли. На новом месте они даже на какое-то время сохраняли свою этническую обособленность, по территориальному признаку. Немецкие евреи жили в новом гетто, левантийские и испанские евреи в старом гетто. Со временем произошло смешение и все стали венецианскими евреями. В Венеции евреям жилось свободнее, чем где-либо. Венецианские власти предоставили им право заниматься большим количеством профессий. Особое место, как и повсюду в Европе, конечно, принадлежало ростовщикам, но к ним добавились еще и врачи. Ростовщики, как бы обеспечивали наполнение кошельков венецианцев, а врачи обеспечивали их жизнь и за это они, естественно, получили привилегии. Постепенно, в Венеции возникла первая, крупнейшая в Европе финансовая еврейская группа, проживавшая в этом городе. В силу своих сохранившихся связей с остальной Европой, она могла координировать потоки капиталов по всем странам. Именно эта диаспора евреев-финансистов, объединенная позже в венецианскую партию, по мнению большинства исследователей, и стала прообразом будущей европейской, а потом и мировой финансовой элиты. Совершенно естественно, что основным ее ядром стали банкиры евреи-мараны, которые кроме своих привилегий при дворах католических европейских монархов, имели хорошие отношения с деловыми кругами стран протестантской Европы, а самое главное были богаче своих соплеменников-ростовщиков.
В 1571году началась длительная война Венеции и других государств Италии и Испании с турками-османами. Первой жертвой этой войны, как всегда, оказались евреи. Ещё до начала войны из Венеции выслали всех левантийских купцов-евреев, как бывших партнеров турок по работорговле, подозревая их в шпионаже. В конце 1571года было вынесено постановление об изгнании всех остальных евреев без права на возвращение, затем указ был заменён указом о взимании с этих евреев дополнительных налогов. Все эти неурядицы, подкрепленные послевоенным ослаблением Венеции, положили началу переселения евреев и их капиталов в более лояльные к еврейским диаспорам протестантские страны северной Европы. В этом была своя логика, так как протестантов и евреев объединяла общая нелюбовь к католицизму.
Переселение еврейских диаспор из Венеции и других республик Италии, соответственно и отток капиталов их них не происходили хаотично или по злой воле каких-то правителей, а совершалось в длительный период и под контролем и координацией работающей в диаспоре венецианской партии. Партии, история которой уходила в ранние века и начиналась вместе с усилением Венеции и расцветом ростовщичества. Могущество республики прирастало не без ее участия и базировалось на том, что Венеция вместе с Турцией создали оплот ростовщичества и работорговли в государствах Черного моря и Средиземного моря. Работорговля шла успешно и долгое время союз этих двух государств процветал, а вместе с Венецией усиливалась и венецианская партия, которая финансировала работорговлю. Когда наступил век великих географических открытий, то для Европы появились альтернативные морские пути, которые резко снизили значение средиземноморских портов и путей, а вместе с этим начали приходить в упадок все торговые итальянские города, и в первую очередь Венеция. Работорговля, которую контролировали левантийские купцы-евреи, входившие в венецианскую партию, тоже стала сокращаться, и не только по причине появления новых торговых путей. Рабство, в том виде уже не соответствовало новым экономическим и политическим условиям. Распространяющееся по Европе христианство окрепло, а вместе с ним окрепло и римское папство, которое и стало на определенном этапе угрозой для итальянских городов, занимающихся работорговлей, а особенно для Венеции, которая получала с работорговли основной доход в регионе. Эти города по всем положениям христианства, занималась позорным делом и, при этом располагалась в центре христианской Италии. Папство объявило подобное занятие аморальным, объясняя это тем, что для христиан, человек, созданный по образу и подобию Бога, не может быть объектом торговли. Постепенно все христианские правители эпохи Возрождения стали непримиримыми противниками венецианского бизнеса.
Географически открытия, убивавшие торговлю на средиземноморье, одновременно создавали новые, города на севере Европы. Они подготовили условия, при которых новой торговой державой стали Нидерланды, с самым процветающим городом Европы тех времен - Антверпеном. Казалось, что по всем показателям, было бы логичнее, если бы ведущей торговой страной Европы стала Португалия, так как именно отсюда совершались новые географические открытия и отсюда брали начало новые морские торговые пути и сюда вначале, стекались сокровища Америки и Индии. Но центр мировой торговли, вопреки всему, оказался в Нидерландах, а все потому, что король Португалии продал свои монопольные права на торговлю пряностями итальянской компании, которая потом переходила из рук в руки и в 1525 году монополией на торговлю завладели евреи-мараны. Пойти на эту стратегически важную сделку их вероятно, заставила угасающая торговая мощь Венеция, вследствие чего необходимо было подумать не только над будущим своих капиталов, но и над тем как заставить деньги эффективнее работать в новых практически революционных условиях. Приобретение монополии на торговлю пряностями решало все проблемы итальянской диаспоры. К этому времени, дальнейшее осложнение ситуации в Италии и Венеции заставляло еврейских финансистов принять более активные меры для подготовки полного перемещения капиталов в новые места. Но это было уже похоже на массовое перемещение людей вместе с капиталом и появилась необходимость в координации действий. Для реализации этого плана в жизнь были использованы связи венецианской партии, которая была уже своего рода правительством европейской еврейской диаспоры и, обладала всей информацией об экономическом положении в европейских странах и, соответственно, могла разработать порядок переселения и перемещения капиталов. Следует указать, что основателем венецианской партии, был Контарини, чьи идеи легли в основу движения «Спиритуали», объединившего всю верхушку венецианской финансовой и купеческой олигархии, к которой принадлежали не только евреи, но и богатые итальянцы. Контарини был противником католического христианства, но это не помешало ему быть представителем Венеции при Ватикане, потом послом при дворе Карла V, а в результате интриг даже стать кардиналом.
К этому времени начался раздел ослабевшей Италии, представлявшей из себя набор маленьких княжеств и, одновременно с этим начались войны европейской религиозной Реформации, к которым вероятно, приложила руки и Венецианская партия Кантарини, известная своими интригами и сочувствием к протестантскому движению. Кульминацией стала Тридцатилетняя война, в ходе которой численность населения Европы катастрофически уменьшилась. В этом хаосе, переселившиеся еврейские диаспоры и их капиталы, уже укрепились в Голландии, но когда-то изгнавшая их Англия, оставалась все еще вне их зоны влияния. Подготовка перемещения людей и капиталов в Англию была поручена Паоло Сарпи, самому влиятельному организатору молодых венецианцев, которые тогда взяли верх в борьбе за руководство Венецианской партией, над своими консервативными коллегами. Программа покорения Британии была им изложена в нескольких фразах. «У англичан отнимут мысль и душу, и тогда страна станет бастионом Новой Эпохи», а под новой эпохой понималось возрождение финансового духа Венеции.
Но почему в качестве конечного пункта переселения финансистами были выбраны британские острова, то есть страна, когда-то изгнавшая их. Во-первых, в Англии была сильна позиция протестантов, а во-вторых, островная изоляция уберегла Англию от катастрофических семилетних, тридцатилетних и столетних войн. Для реализации своих замыслов по установлению финансового господства в Европе, еврейской диаспоре требовалась страна, наименее подверженная войнам, где капиталы могли себя чувствовать спокойно, а таковой и должна была стать Англия. Теперь вся Европа могла воевать не переставая, но финансовая столица должна была жить в мире.
Как-то так получилось, что появление представителей Венецианской партии молодых в Британии совпало с разрывом Генриха Восьмого с католицизмом, и с ухудшением отношений Британии с империей Карла Пятого Габсбурга. Вот тогда-то на сторону короля встала и венецианская партия, ненавидевшая католицизм. Идеи венецианцев в то время поддерживал и самый влиятельный протестант Томас Кромвель, который потом вошел в состав руководителей венецианского движения в Британии, объединившего и приезжих финансистов венецианцев и деловые круги Британии. Поэтому совершенно не случайно, что именно с этого времени венецианцы начинают более активно переводить капиталы из Венеции и Нидерландов в Британию. Венеция, как торговая держава к тому времени пришла в полный упадок, а мировые торговые пути окончательно переместились из Средиземного моря в Атлантику. Финансовое покорение Британии обеспечило венецианцам торговые выходы во все океаны.
С самого начала своего прибытия в Британию, венецианская партия молодых делает ставку на протестантский купеческий класс. С помощью их капиталов, практически сразу после их прибытия, основывается Венецианская компания в Британии, с передачей ей во владение старых венецианских важнейших торговых маршрутов.
Вскоре под контролем венецианцев в Британии возникает и Левантийская торговая компания, которая снова укрепляется в Восточном Средиземноморье, получая важные привилегии у старых своих союзников - турецких властей.
Затем обе эти компании сливаются, и на их основе в 1600 году поднимается громадная Британская Ост-индская компания, находящаяся полностью под влиянием еврейских банкиров. Именно эта компания вскоре обеспечит англичанам условия для экспансии в Индию, положив начало великой Британской колониальной империи. Первым управляющим компании стал питомец Падуанского университета, одного из центров венецианского влияния, где воспитывалось новое поколение молодых венецианцев.
Через 100 лет после своего появления в Британии Венецианская партия полностью взяла под финансовый контроль экономические структуры государства. Под ее руководством Британия превращается в промышленную мастерскую мира и лидера формирующегося капиталистического строя, а также в центр ростовщичества и торговли, по сути становится супер-Венецией нового времени.
Протестантская английская элита к тому времени уже полностью разделяла идеи Венецианской партии, а главным идеологом английских венецианцев в Британии стал лорд Бентам, согласно идее которого: «нет никакой разницы между человеком и животным, только боль и удовольствие управляют нами. Принцип полезности, принцип достижения наивысшего удовольствия и удовлетворения - основа всей жизни».
Потом эти же идеи, вместе с еврейскими капиталами и английскими переселенцами, проникнут в Америку и распространятся практически по всему миру, вслед за колониальной армией Британии. Но тогда еще никто не предполагал, что Америка станет первой страной, где еврейские финансисты и банкиры смогут начать реализовывать с нуля все свои замыслы по финансовому управлению государством. На их деньги построят промышленные предприятия, а они создадут финансовую систему, которая станет праобразом будущей мировой финансовой системы, тем самым заложив фундамент для своего будущего мирового финансового господства.
Добившись, в течение нескольких столетий, полной финансовой зависимости европейских государств от своих банков, еврейские банкиры выполнили первую задачу, то есть создали систему контроля над экономической деятельностью европейских правительств. Но система финансового контроля это только информация, и следующим шагом должно было стать создание системы обеспечивающей рычаги влияния на правящие элиты, то есть получение политической власти. Следует отметить, что, несмотря на достижения еврейских банкиров и признание их в качестве финансовой силы, в некотрых европейских странах по-прежнему наблюдалась их дискриминация по национальному признаку. Не всегда еврей ростовщик признавался банкиром, а на это звание могли рассчитывать все европейцы, кроме евреев. Евреи во мнении жителей Европы так и оставались ростовщиками. Но это уже была политика, а еврейские диаспоры пока не были в ней сильны. Необходимо было выбрать новый путь, не завязанный только на финансовом могуществом диаспоры. И такой путь был найден и он должен был привести представителей еврейских финансистов и банкиров в состав правящих политических элит европейских государств.
И это очень хорошо прослеживается снова на примере Англии. Принято считать, что в борьбе за религиозные и политические свободы в Англии масонство сыграло главную роль. Это справедливо только отчасти, потому что масонство было только орудием для достижения этих целей. Главными идеологами революционных событий в Англии были все-таки опытные представители новой партии, в программе которой были объединены интересы правящей элиты Британии и приезжих венецианцов. Именно они направляли масонское движение. Не последнюю роль в усилении еврейской финансовой диаспоры сыграли перекрестные браки евреев-маранов с английской аристократией, которые сделали венецианскую партию единым целым с правящей элитой Англии и, именно, эта партия стала праобразом новой правящей элиты, которая разрабатывала первые планы торгового и финансового покорения мира Британией. К исполнению их замыслов, конечно, были привлечены масоны, которые в самом начале своего существования были простыми профессиональными цеховиками и не могли ни на что претендовать. Но со временем масонские ложи стали сначала, своего рода клубами, где предприниматели могли заводить знакомства с полезными людьми. Затем в ложи стали принимать ученых, чтобы те осваивали мудрость математиков и механиков древности, а самое главное обосновывали важность идей масонов и придавали им научное подтверждение. А потом в ложи проследовали английские джентльмены, политики и аристократия.
В ложах строго придерживались принципов, при соблюдении которых можно было влиять на ее членов: выборность, подчинение меньшинства большинству, объединение всех национальных лож под эгидой Великой ложи, идеалы равенства и признание ценности личных заслуг человека. Так, под опекой английской правящей элиты, в состав которой уже входили представители еврейского финансового капитала, простые цеховики-масоны смогли оформиться во влиятельную структуру, проникшую впоследствии во все европейские королевские дворы и в высшее общество. Таким же образом создавались масонские ложи во всех европейских государствах. Сведением их в единую Великую ложу в Европе завершился процесс создания неправительственного центра влияния. Венецианская партия перестала существовать, но оставила после себя масонство, подготовленное ею, которое и стало той силой, которая в новой истории смогла сплотить все европейские элиты и объединить их в общем интересе, продиктованном когда-то венецианской партией. Так была решена и вторая задача. Создав масонское движение и поставив его под свой контроль еврейская финансовая элита, оставаясь в тени, получила действенные рычаги политического влияния на принятие решений национальными правительствами, представители которых входили в национальные масонские ложи. Так финансовая элита Европы, куда кроме евреев, конечно, входили и банкиры других национальностей, получила экономические и политические рычаги влияния на деятельность всех правительств Европы.
Объединение финансистов Европы в единую теневую организацию, для координации действий стало уже только делом времени, при этом понятие еврейская финансовая элита уже можно было считать достаточно условным, так как в едином интересе слились желания банкиров всех национальностей, а перекрестные браки закрепили этот интерес. Но для этого требовалась не только организационная структура, которую легко было создать опытным представителям финансовой элиты. Труднее было найти личность, используя качества которой, можно было бы все воплотить в реальность и обеспечить доверие в обществе. Такой человек появился в девятнадцатом столетии. Он был тем, кто выбился за короткий срок с самых низов еврейского ростовщичества, стал всеми признанным банкиром, создал семейную финансовую династию и самостоятельно разработал основные принципы существования будущей господствующей мировой финансовой структуры. Но самое главное, он был признан рыцарем-банкиром в высшем европейском обществе, никогда не предававшим интересы своих клиентов. Этим человеком стал М.Ротшильд. Имя Ротшильд обозначало уверенность и надежность и, именно оно было выбрано европейскими банкирами в качестве символа финансовой элиты. Ротшильд к тому времени уже ушел из жизни, но его дело достойно продолжали пять сыновей, контролирующие практически весь финансовый мир того времени. Именно на них и была возложена основная работа по выработке идеологии правления будущей мировой финансовой элиты, как теневого мирового финансового правительства. Пройдет еще немало времени, но в начале двадцатого столетия в США, произойдет событие положившее начало существованию де-факто этого теневого правительства. Этим событием было подписание в 1913 году закона о Федеральной резервной системе США.
Начиналась новая эпоха в мировой финансовой истории, в которой мы живем и сегодня. (продолжение следует)

Сергей Романов Строгалов

Александр Нагорный

За прошедшие три года Изборский клуб провёл серию исследований, посвящённых современным глобальным элитам: как важнейших метарегионов (США, Китай, Европа, Исламский мир, Индия, Россия, Латинская Америка), так и «отраслевым»: финансовым, военным, религиозным, медийным, криминальным и т.д. Результаты этой работы были представлены в материалах журнала «Изборский клуб», включая два тематических номера 2016 года (№ 1 и 4), в книжных изданиях, других публикациях. В ходе этого начинания была собрана группа наиболее ярких учёных-обществоведов, политологов, экономистов, страноведов и публицистов, которые ¾ каждый со своей спецификой, но чрезвычайно объективно, ¾ осуществили системно-динамическую оценку этой проблематики, приоритетно значимой для позиционирования Российской Федерации на международной арене, а также для её дальнейшего существования и развития в нынешних кризисных условиях. На основе полученного материала можно сделать следующие предварительные выводы.

Первое. Глобальная элита как таковая ещё не представляет собой единый политико-идеологический и финансово-экономический комплекс с близкой перспективой формирования единого управляющего центра в виде «мирового правительства». В этой связи можно сделать заключение, что национально-государственный принцип всё ещё является главенствующим, хотя транснациональные факторы и общие финансовые активы сильно воздействуют на местные и региональные группировки, примером чего может служить проект Европейского союза.

Второе. На формирование единой элитной системы главенствующее воздействие оказывают США, которые в результате двух мировых войн и трансформации противостоящих им элитных систем, включая советскую партийно-государственную элиту и элиты Старого Света, сумели вплотную подойти к рубежу руководства мировым сообществом через национальные элитные группировки, которые воспитываются под сильнейшим идеологическим влиянием Pax Americana.

Третье. Сама политико-финансовая верхушка Америки, действующая с опорой на англо-саксонскую и еврейскую элитные группы, испытывает в начале XXI века нарастающие трудности в удержании своего «глобального лидерства» ¾ в результате как внутренней системной деградации, так и быстрого развития новых «центров силы», ¾ таких как Китай, Индия и Бразилия. Реальный геостратегический (идеологический, экономический, финансовый, военный, информационный и т.д.) потенциал США и их ближайших союзников в форматах «золотого миллиарда», «Большой семёрки», НАТО, «коллективного Запада» и т.д. стремительно сокращается и начал уступать геостратегическому потенциалу остального мира, что неизбежно ведёт к тектоническим потрясениям как внутри Pax Americana, так и во всём мире. В самих США уже налицо конфликт между тремя главными элитными группировками: финансовой, военно-энергетической и «неотехнологической», что находит яркое выражение в ходе кампании по выборам 45-го президента США.

Четвёртое. Несмотря на внутренний системный конфликт, американские элитные группировки США сохраняют консенсус относительно «глобального лидерства США», подразумевающего, прежде всего, их привилегированный статус по сравнению с другими странами мира. «Величие Америки», «исключительная нация», «никто не должен диктовать правила игры, кроме нас» и тому подобные тезисы ¾ не просто коммуникативные аттракторы предвыборной борьбы. Это «целеуказатели» американской геостратегии, направленной на замедление развития всех своих конкурентов и даже союзников путём «экспорта хаоса», «экспорта инфляции» ¾ с тем, чтобы сконцентрировать у себя максимум финансового, ресурсного и креативного потенциала, тем самым обеспечив конкурентное преимущество в переходе на новый глобальный технологический уклад.

Пятое. В настоящих условиях наиболее сильное противодействие американскому движению к формированию единого и подконтрольного им «глобального мира» оказывает, прежде всего, Китайская Народная Республика, которая сохраняет жёсткую комбинаторную коммунистическую идеологию, синтезированную с традиционными формами китайской цивилизации. Китай уже стал «экономикой номер один» современного мира и выполняет роль «аттрактора» для всех «неамериканских» и «антиамериканских» сил современного мира, включая Индию, Иран, часть государств АСЕАН и Латинской Америки, а также Россию.

Шестое. Нейтрализация, ослабление или захват геостратегического потенциала России, стоящего на «трёх китах»: военного паритета, богатейших природных ресурсов и идеологии Русского мира, ¾ США и их союзники в нынешних условиях считают своей приоритетной задачей, поскольку Вооружённые силы РФ мешают им в полной мере использовать своё военное преимущество над остальным миром и проводить современный вариант «политики канонёрок», отсутствие «свободного доступа» западных ТНК к богатствам российских недр накладывает на их действия серьёзные ресурсные ограничения, а идеология Русского мира не позволяет установить полное доминирование в системе ценностей современного человечества. При этом в самой России на всех уровнях власти за истекшую четверть века сложилась и действует прозападная и проамериканская «агентура влияния», тесно завязанная на компрадорскую социально-экономическую модель и выступающая в качестве «пятой колонны» для США и их союзников.

Поэтому, седьмое , перед всеми державно-патриотическими силами Российской Федерации как государственного объекта, российского общества как социального субъекта и Русского мира как цивилизационного проекта стоит задача сохранить свою общность, цельность и единство перед лицом агрессии «коллективного Запада».

Характеризуя современную глобальную ситуацию, следует заметить, что в истории бывают вроде бы случайные, но странные, необъяснимые и, можно сказать, символические совпадения.

Так, согласно записям арабских и китайских астрономов, 4 июля 1054 года до нашей планеты долетел свет от взрыва сверхновой звезды, на месте которой теперь располагается Крабовидная туманность. Вспышка была видна на протяжении 23 дней невооружённым глазом даже в дневное время.

Судя по всему, это «ложное солнце» должно было сиять над Константинополем 16 июля 1054 года, когда в Софийском соборе Константинополя легаты римского папы Льва IX объявили константинопольского патриарха Керулария низложенным и отлученным от церкви, что положило начало «Великой Схизме» и формированию т.н. «западной цивилизации».

Её «инкубационным периодом» можно считать эпоху Крестовых походов, начатую в 1095 году и ознаменованную первым падением Константинополя в 1204 году. Однако уже через сто лет стало ясно, что попытка западных «крестоносцев» утвердиться в Восточном Средиземноморье, бывшем тогда главным центром мировой торговли, привела к исламизации практически всех восточно-христианских государств, не поддержавших римский Святой престол. Точка в этом процессе была поставлена османским завоеванием Константинополя в 1453 году. После чего единственным некатолическим христианским государством (с учётом личной Кревской унии Королевства Польского и Великого княжества Литовского в 1385 году, а затем Виленско-Радомской унии 1401 года) оставалось только Великое княжество Московское.

В этих условиях, как отмечалось нами в докладе «Элиты» и глобальный мир XXI века» («Изборский клуб», № 1, 2016): «Главные задачи, стоящие сегодня перед человечеством, можно сформулировать следующим образом:

- предотвратить глобальную катастрофу;

- минимизировать текущие потери в ходе глобального системного кризиса;

- найти новую «траекторию развития» человеческой цивилизации.

Вернее, это даже не три разные задачи, а одна триединая задача - проект, для реализации которого пока очевидно не существует адекватного субъекта, - ни в масштабе всей планеты, ни в масштабе каких-либо государств или межгосударственных объединений».

Исходя из материалов проведённых исследований (которые далеко не закончены и будут продолжаться), можно выдвинуть предположение о том, что такой субъект сегодня формируется на основе двух взаимосвязанных процессов: формирования российско-китайского стратегического союза, дошедшего пока только до политического уровня, и противостояния двух «элитных» антикризисных сценариев на «коллективном Западе», вступивших между собой уже в открытый конфликт. Причём, как это почти всегда бывает в конфликтных взаимодействиях «больших систем», «пожар» идёт от их периферии к центрам, «пограничные бои» сменяются «захватами столиц». Данное положение можно проиллюстрировать на примере текущей президентской кампании в США.

Исходные позиции

После уничтожения в 1991 году Советского Союза «коллективный Запад» во главе с Соединёнными Штатами провозгласил победу «однополярного мира» и «конец истории», некогда предсказанный классиками марксизма, - правда, в «коммунистическом», а не в «либеральном», как получилось на деле, варианте. США утвердились в роли единоличного «глобального лидера», определяющего не просто «правила игры», но и «быть или не быть».

Это «глобальное лидерство» означало формирование Pax Americana («американского мира», или «мира по-американски»), будучи реинкарнацией давнего Pax Romana («римского мира»). За прошедшую четверть века США нарастили свой долг с 3,2 трлн долл. в 1990 году до 19,2 трлн долл. в 2015 году. Суммарный накопленный торговый дефицит «глобального лидера» за этот же период приближается к 13 трлн долл. И если задаться вопросом о том, что же все эти годы «продавала» Америка внешнему миру, то самый общий и самый точный ответ на него прозвучит так: она продавала своё «глобальное лидерство», получая взамен реальные товары и услуги.

К началу 2016 года полученный ранее запас «глобального лидерства» США, можно сказать, истрачен полностью: причём не только в «позитивном» аспекте, как было до 2001 года, но и в аспекте «негативном», когда «глобальное лидерство» сохранялось путём предложенного и осуществлённого «неоконскерваторами» («неоконами») экспорта «управляемого хаоса» в различные точки планеты.

Конечно, формальных военно-политических союзников у Америки сегодня больше, чем у кого бы то ни было на планете, но эти союзники - союзники даже не «из интереса", а из страха, - выбирают этот статус прежде всего для того, чтобы самим не попасть под сокрушающий удар «американской дубинки»: о каком-либо совместном развитии или даже о надеждах что-то приобрести от новой добычи «белоголового орлана» для них после Ирака и Ливии даже речи не идёт: лишь бы ничего не потерять, и пусть «они» умрут сегодня, а «мы» - потом… Немногие, весьма малоприятные и весьма недолгие исключения типа ИГИЛ (террористическая организация, запрещённая в России. - «ИК»), украинских неонацистов-бандеровцев или Эрдогана лишь подтверждают это правило. «Еды» Америке уже «не хватает» самой.

При этом не стоит забывать о неизбежной «инверсии» отношений патрон-клиент в рамках концепции «однополярного мира», когда различные группы американской «элиты» оказываются связаны с различными группами «элит» ближней и дальней периферии Pax Americana, что оказывается существенным фактором возникновения и углубления конфликта в самой метрополии. Так, в Древнем Риме гражданским войнам предшествовала Югуртинская война, а партии «оптиматов» и «популяров» при небольшой коррекции «исторической оптики» вполне могут быть соотнесены с республиканской («красные», «слоны») и демократической («синие», «ослы») партиями в современных США.

Разумеется, все аналогии или проекции подобного рода не будут являться адекватной моделью действительности, но определённую «нить Ариадны» в лабиринте современного глобального системного кризиса они дают, а большего от них ждать и приходится.

США: вниз по лестнице, ведущей вниз

Одним из признаков утраты Соединёнными Штатами позиции «глобального лидера» является углубляющийся после консенсуса 2001 года (события 9/11) раскол между американскими политическими элитами, который вылился в беспрецедентную по своему характеру президентскую кампанию 2016 года, главный водораздел которой пролегает вовсе не по партиям и штатам, а по приверженцам прежнего «статус-кво» и, условно говоря, «революционным популистам» - с нарастанием преимущества последних.

Если ещё в начале 2016 года Дональд Трамп у республиканцев и Берни Сандерс у демократов выглядели типичными «спойлерами», функцией которых была концентрация и последующая канализация протестных настроений американского общества: как «правых», так и «левых», - в пользу «системных» кандидатов типа Джеба Буша и Хиллари Клинтон, то сегодня, когда избирательная компания 45-го президента США подходит к ключевому пункту партийных съездов, политический пейзаж выглядит совершенно иным, словно после тайфуна или землетрясения.

Дональд Трамп, скандальный нью-йоркский мультимиллиардер, сделавший своё состояние на строительном бизнесе, азартных играх и шоу-бизнесе, уже к началу мая остался единственным кандидатом «красных», не только нокаутом «выбросив за канаты» всех своих многочисленных оппонентов, от Джеба Буша до Теда Круза, но и, несмотря на оголтелую диффамационную кампанию, преодолев сопротивление значительной части республиканской партийной машины, многие функционеры которой заявляли: «Кто угодно, только не Трамп!» ¾ вплоть до обещаний голосовать за Хиллари Клинтон. Это выдвижение означает прорыв в высшую политическую лигу США представителя дотоле «маргинальных» группировок американской «элиты» - судя по всему, при поддержке «периферийных» элит «коллективного Запада». От гарантированного выдвижения съездом «красных» в Кливленде, намеченного на 18 июля, отделяет меньше сотни депутатских позиций. Их он получит не позднее 7 июня, когда проголосуют Калифорния, Монтана, Нью-Мексико, Северная и Южная Дакота. Поскольку Трамп родился 14 июня 1946 года, это будет для него неплохим подарком к собственному юбилею…

Конечно, нельзя исключить, что республиканские элиты попытаются каким-то образом саботировать на партийном съезде окончательную номинацию Трампа, но вряд ли эти попытки увенчаются успехом - остановить The Donald`а можно только неким физическим образом, как это уже не раз случалось в США в прошлом. Но надо ли реальным хозяевам политического и финансового мира Америки останавливать «выскочку» Трампа? Не является ли он всего-навсего подставной фигурой политического театра, где сценарий, режиссура и актёрская игра (не только главного героя, но и его соперников) направлены на успешное продвижение нового политического продукта как внутри американского общества, так и на внешних рынках? Ответ на эти вопросы нам ещё предстоит получить: как в ходе дальнейшей избирательной кампании, так и после выборов 8 ноября 2016 года.

Стоит отметить, что в своей триумфальной кампании праймериз, то есть первичных выборов внутри партии, Трамп сыграл на серьёзнейшем недовольстве значительной части населения США, так называемого среднего класса, и WASP (белых англосаксов-протестантов), падением уровня жизни, который сейчас фактически вернулся к показателям 1958 года. Ещё одной составляющей протестного голосования широких масс американцев является неприятие ими идеологии «политкорректности и толерантности", под флагом которой осуществляется демонтаж привычного образа жизни.

Восемь лет президентства Барака Обамы стали пиком внутриамериканской «цветной революции", с привилегиями «небелому» населению, беженцам-иммигрантам, сексуальным и конфессиональным меньшинствам, в первую очередь - мусульманам.

Повторимся: все эти процессы шли на фоне падения реального уровня жизни, реальной занятости и реального уровня доходов большинства населения Соединённых Штатов. Прибавьте к этому гигантский рост задолженности всех структур американского государства и общества, от федерального бюджета до домохозяйств, - так что нет ничего удивительного в том, что самый откровенный и «неполиткорректный» критик нынешнего статус-кво, причем критик «справа», получил такую ошеломляющую поддержку избирателей.

При этом не надо забывать, что сам Трамп - вовсе не плоть от плоти среднего класса и «васпов". Он - мультимиллиардер, сын мультимиллионера, а его давние и прочные связи с «несистемными элитами», контролирующими игорный бизнес в США (да и повсюду в мире), являются бесспорным фактом. Не учитывать эти моменты, оценивая успех Трампа и прогнозируя его дальнейшие действия, нельзя. Сейчас в России - прежде всего в околокремлёвских кругах - налицо некая «трампомания", поскольку Трамп, единственный из всех участников президентской гонки в США, достаточно позитивно отзывался о России и президенте Путине. А раз так, считают «трампоманы", с ним можно будет договориться «по понятиям", как некогда удалось договориться с Джорджем Бушем-младшим. Удивительная близорукость! Возможно, она усиливается тем фактом, что и российские, и европейские, и прочие либералы, и многие авторитетные американские республиканцы предпочитают демонстрировать своё неприятие Трампа как «расиста» и «непрогнозируемого» политика, высказываясь в пользу Хиллари Клинтон.

Но Трамп даже против Клинтон выступает только до тех пор, пока их «спонсоры» не договорятся между собой. Трамп готов дружить с российскими элитами, чтобы оказывать совместное давление на «спонсоров» Клинтон, - то есть только до тех пор, пока те упрямятся и надеются или вообще не делиться с теми, кто стоит за Трампом, или же делиться какими-то второстепенными активами.

Поэтому те пропагандистские схемы и обещания, которые сегодня можно слышать от Трампа, не стоит воспринимать всерьёз - делать он будет ровно то, что ему говорят его спонсоры.

У Хиллари Клинтон, «победительницы Никсона и Каддафи», которую считают основным «системным» кандидатом крупного транснационального капитала, ситуация куда менее благоприятная. Её главный и единственный внутрипартийный конкурент, сенатор от штата Вермонт Берни Сандерс, несмотря на вроде бы катастрофическое отставание в депутатских позициях, продолжает выигрывать одни праймериз за другими.

Да, до гарантированной победы на съезде «синих» (25 июля, Филадельфия) «миссис Вау» остаётся всего ничего: меньше сотни «уполномоченных», в то время как Сандерсу - более 800, а в оставшихся штатах будет «разыгрываться» чуть больше 700 «связанных» голосов. Но в этом-то и заключается главная интрига: свыше 600 «свободных» «суперделегатов» демократического съезда (у республиканцев такая привилегированная прослойка аппаратчиков с правом голоса отсутствует), 590 из которых пока числятся в сторонниках Хиллари Клинтон, вполне могут изменить свою позицию - сделать это им принципиально ничто не препятствует.

Отмеченное выше противостояние «верхов» и «низов» в ходе демократических праймериз показало не только неожиданно широкую, но и постоянно растущую поддержку избирателями квазисоциалиста Берни Сандерса, который в своих заявлениях и документах бросал открытый вызов Уолл-стриту и его представителю Хиллари Клинтон. И надо сказать, что эта популярная демагогия (поскольку Сандерс тоже «играет роль") не только до сих пор сохраняет электоральную интригу внутри формально «правительственной» партии США, но и вполне может сказаться на формировании окончательной выборной платформы Хиллари Клинтон, потребовав от неё «дрейфа влево". Не исключено, что в её команду войдёт и сам Сандерс, который не только одержал победу более чем в половине проголосовавших штатов, но может стать своего рода «демократическим анти-Трампом", способным противопоставить зажигательной «правоконсервативной» риторике нью-йоркского миллиардера не менее яркую «левосоциалистическую» риторику, его среднему классу и «васпам» - своё «потерянное мясное поколение».

Череда внутрипартийных поражений в штатах плюс явное неумение вести публичные дискуссии и «держать удар» делают супругу 43-го президента США аутсайдером в предполагаемой схватке с Трампом. И то, что, например, после поражения на праймериз в штате Вашингтон Клинтон отказалась от дебатов на Fox news с Сандерсом, мотивировав это тем, что не намерена терять время и хочет сосредоточиться на подготовке к «испытанию Трампом», по меркам американской политики вообще является если не проявлением высокомерия или банальной слабости и трусости, то плохим тоном, который для политика, претендующего на президентский пост, тем более недопустим.

Так что если госпожа Клинтон намерена продолжать в том же духе, то Сандерсу остаётся с максимальным отрывом одержать победы в большинстве из оставшихся штатов, прежде всего в Калифорнии, где «на кону» стоят 475 депутатских мест, сократив или даже преодолев нынешнее, вовсе не катастрофическое отставание в «связанных» голосах (около 150). И тогда на съезде в Филадельфии будут не исключены, мягко говоря, неожиданности.

При этом официальным кандидатом от «синих» может стать не только Берни Сандерс, но и некая третья сила, в качестве которой всё чаще называется нынешний вице-президент США Джозеф Байден. Конечно, «старина Джо» по уши завязан в делах «команды Обамы» и своих собственных (взять хотя бы нынешнюю украинскую эпопею или дела компании Halliburton - в Ираке, Сирии и на всем Ближнем Востоке). Конечно, он представляет штат Делавэр - негласную столицу американского офшорного бизнеса, через своего главного лоббиста ведущего жёсткую глобальную войну со всеми конкурентами: от швейцарских «гномов» и ватиканских кардиналов до британской королевы и китайских «мандаринов».

Но выдвижение Байдена, по сути, единственный шанс «остановить Трампа», не прибегая к помощи леворадикального Сандерса, то есть сохранив статус-кво США от угроз любого резкого поворота: как «правого», так и «левого», как «белого», так и «цветного». Хиллари Клинтон, даже в неизбежной связке со своим супругом, который в случае избрания первой женщины-президента будет исполнять при ней роль «принца-консорта», на эту функцию просто не тянет - с каждым днём эта неприятная для олигархической Америки истина становится всё очевиднее. И какие-то меры по преодолению этого дисбаланса ей неизбежно придётся предпринимать.

Если же, подобно сейсмологам, обращать внимание на «малые толчки» - «форшоки», как правило, предшествующие главному удару, то их совокупность: от передачи поста главнокомандующего силами НАТО в Европе от Филипа Бридлава Кертису Скаппаротти до смены посла в Киеве, где творец и куратор Евромайдана Джеффри Пайетт освобождает место для Мари Йованович, трудившейся здесь ещё при Джордже Буше-младшем, - свидетельствует скорее о том, что 8 ноября 2016 года победу на выборах отпразднует представитель не демократической, а республиканской партии.

Президентские выборы в США и глобальный раскол элит

Кто бы ни стал следующим «хозяином Белого дома», важно, прежде всего, то, с какими реальными острейшими проблемами он (или она) столкнётся и каким образом будет их решать. Проблемы эти комплексные и системные, с глубокими корнями и давней историей.

Прежде всего, в предстоящее десятилетие США будут неуклонно терять своё глобальное экономическое и финансовое доминирование. Весь ход развития мировой экономики показывает, что среди лидеров роста до 2025 года будут оставаться Китай, Индия и Бразилия, а также ряд государств Азиатско-Тихоокеанского региона. Этот рост будет сопровождаться и демографическим ростом, что приведёт к синергетическому геостратегическому эффекту: следом за ростом населения и ВВП неизбежно последуют научно-технологические и военно-политические прорывы, эти страны ворвутся в освоение Мирового океана и космоса, так что их растущий потенциал даже в отсутствие прямой конфронтации будет объективно подрывать глобальную гегемонию Соединённых Штатов.

Далее, в этих условиях практически неизбежным становится нарастание противоречий между США и ведущими европейскими государствами. Это и финансово-экономический конкурентный аспект, который будет дополняться растущим пониманием того, что схемы с миграцией и государственными переворотами в критически важных для ведущих европейских держав регионах мира устраивают США, тем самым ущемляя их интересы.

Кроме того, в ближайшее время - возможно, даже сразу после президентских выборов 8 ноября - повышается вероятность краха ряда финансовых мегаструктур (JPMorgan, Morgan Stanley и др.). В пользу такого предположения свидетельствует уже ставший достоянием гласности скандал между ними (за исключением Goldman Sachs) и ФРС. Председатель Федрезерва Джанет Йеллен направила в их адрес «письма смерти» с требованием выправить внутренние балансы. Чего сделать управляющие и владельцы этих мегабанков не в состоянии, поскольку их активы давно ушли на простор биржевых игр и не могут быть возвращены оттуда в заданные сроки. Отсюда следует сценарий усиленного повторения истории банкротства Lehman Brothers и больших неприятностей для всей мировой экономики, включая экономику США, что приведёт к обвальному падению уровня жизни американцев. В ходе праймериз эта перспектива, кстати, всерьёз обсуждалась тем же Трампом.

Ещё один уровень проблем связан с внешней политикой, где Вашингтон всё острее чувствует конкуренцию со стороны коммунистического Китая. В условиях глобального кризиса весь мир всё менее склонен следовать либеральной модели управления экономикой и переходит на различные варианты госуправления, что неизбежно входит в острый конфликт с интересами слабеющих американских ТНК. И что бы наши поклонники Америки, вроде Грефа и Чубайса, ни говорили об американском «научном и управленческом скачке» на следующий уровень цивилизационного развития, фундаментальных проблем, стоящих перед нынешним глобальным лидером, это не отменяет и не решает. Но именно из них будет исходить в своей деятельности 45-й президент США

Таким образом, можно констатировать, что в 2017 году США предстоит включить «мобилизационную модель американского типа". Это означает, что Вашингтон должен будет отстаивать свою гегемонию - прежде всего, военно-политическим средствами. А это ставит вопрос о том, с кем США могут столкнуться и выиграть, а кто является неодолимым противником. И здесь ответ ясен. Идти на открытый конфликт с Китаем опасно и бессмысленно - тем более когда не можешь победить даже КНДР как первую линию китайской обороны. Удержать Евросоюз в политической узде можно исключительно в рамках нового цикла холодной войны. Бразилию и другие страны третьего мира - кроме России - можно задавить очередной «цветной революцией".

Однако если внешнеполитическая платформа Хиллари Клинтон, несомненно, будет попыткой «расширить и углубить» управляемый «экспорт хаоса» из США на весь остальной мир, а о подобной платформе Сандерса сказать пока нечего, то Дональд Трамп 27 апреля озвучил свою внешнеполитическую программу на площадке журнала National Interest, издаваемого Никсоновским центром. Результат получился весьма любопытным.

Не вдаваясь во все подробности, отметим только самые главные и сущностные моменты. В том порядке, в котором изложил их сам кандидат.

Момент первый. Союзники США должны больше платить за свою безопасность, которую предоставляют им американские вооружённые силы и другие силовые структуры. Что будет представлять собой на практике подобный «налог на безопасность", пока сказать трудно, но ясно, что он не ограничится пресловутыми 2% бюджетных расходов на военные нужды в рамках НАТО.

Момент второй. «Администрация Трампа возглавит свободный мир, который будет должным образом вооружён и в достаточной мере обеспечен финансированием". «Всем нашим друзьям и союзникам я говорю: Америка снова станет сильной. Америка снова будет надёжным другом и союзником. У нас снова появится последовательная внешняя политика, основанная на интересах США и общих интересах с нашими союзниками. Мы больше не будем заниматься построением государств, а вместо этого сконцентрируемся на поддержании стабильности в мире. Сильнее всего мы были в те периоды времени, когда наша политика заканчивалась у границ США". «Мы разработаем, построим и купим лучшее оборудование, которое только есть на земле. Наше военное превосходство должно быть бесспорным. Однако мы будем делать запасы и расходовать деньги с умом. В текущую эпоху растущего долга ни один доллар не должен быть потрачен зря". «Я не стану колебаться и применю военную силу там, где это будет необходимо. Но если Америка вступает в борьбу, она должна выйти из неё победительницей". Это означает, прежде всего, гарантированный «золотой дождь» для корпораций американского ВПК - вполне традиционная для республиканцев политика.

Момент третий . Трамп намерен полностью поменять кадровый состав структур, принимающих важнейшие военно-политические решения. «Пришло время пригласить новых людей и рассмотреть новые концепции". «Я буду искать талантливых экспертов с их новыми подходами и практическими идеями, вместо того чтобы окружать себя людьми с идеальными резюме, не обладающими при этом никакими особенными способностями, кроме ответственности за длинную историю провальной политики и непрерывные поражения на войне". Это открытое «иду на Вы!» «неоконсерваторам» и тем силам, которые их по-прежнему поддерживают.

Момент четвёртый . Обещая ставить интересы американского народа и безопасности США превыше всего, провозглашая принцип «Америка в первую очередь", Трамп чрезвычайно близко подходит к повторению концепции «Deutschland über alles". О том, что современное американское общество находится в глубочайшем системном кризисе, а потому в нём возник и крепнет запрос на «своего Гитлера", уже не раз говорилось. Разумеется, Трамп не хочет выглядеть «новым Гитлером» - он хочет выглядеть «новым Рузвельтом", но для этого необходимо, чтобы крупный транснациональный капитал снова сделал главную военно-политическую ставку на США, а не на какой-либо иной «центр силы» современного мира.

Для этого нужен возврат производств и рабочих мест реального сектора экономики на территорию США. Для этого нужно подавляющее американское превосходство в военной и невоенной силе. И последнее: для этого нужен хотя бы один по-настоящему крупный конфликт за пределами США: российско-европейский, или российско-китайский, или российско-исламский, или китайско-индийский, или исламско-китайский, - а в идеале все они или хотя бы несколько из них одновременно.

Момент пятый . При этом Трамп предлагает крупному капиталу «уйти в тень", поскольку большая политика - дело государств, а не транснациональных корпораций, у которых совсем иная «система ценностей", с иными приоритетами, а попытки реализовать эту схему на международной арене чреваты сломом того государственного «меча", которым привыкла размахивать «империя доллара".

Момент шестой. «Союзником США номер один» нью-йоркский миллиардер назвал… Нет, не Великобританию, и не Европу, а Израиль. «Израиль - наш главный союзник и единственная демократия на Ближнем Востоке". При этом «сдерживание распространения радикального ислама должно стать одной из главных задач внешней политики США…"

Наконец, момент седьмой , тесно связанный со всеми предыдущими. Трамп предлагает, по сути, пересмотр всей военно-политической карты мира, не предлагая России «дружить с Америкой против Китая", но открывая дверь для переговоров в этом направлении. «Я считаю, что уменьшение напряжённости и улучшение отношений с Россией - с позиций силы - возможно. Здравый смысл подсказывает, что этот цикл враждебности должен завершиться". Но в случае несогласия Кремля на «предложения Белого дома, от которых нельзя отказаться» вполне возможен новый цикл враждебности.

Президентские выборы в США и Русский мир

Можно ли России ждать чего-то хорошего от 45-го президента США? Нынешние позиции Кремля, несмотря на все успехи, по-прежнему выглядят недостаточно прочными перед лицом глобальной американской мощи - тем более что значительная (если не вся) часть российского истеблишмента (особенно - его финансово-экономического блока) представлена как раз патентованными сторонниками «либерального глобализма» «неоконсервативного» образца. А весь спор идёт, по сути, лишь о том, чтобы занять в этой модели более высокую и привилегированную позицию, нежели отводимая сегодня для российской клиентуры «вашингтонским обкомом".

Тем не менее даже в столь неблагоприятно складывающейся для нашей страны обстановке сохраняются некоторые варианты в целом относительно позитивного как для российского государства, так и для российского общества развития событий. Подчеркну: позитивного - лишь в целом, то есть по балансу приобретений и потерь и лишь относительно других весьма возможных вариантов. И тут нюансы, отличающие Клинтон от Трампа, и наоборот, необходимо учитывать и использовать.

Прежде всего, речь идёт о степени жёсткости и длительности экономических санкций против России со стороны «коллективного Запада", которую определяют в США и в Вашингтоне.

Также это военно-политическое давление по всему периметру наших границ: с вводом войск НАТО в бывшие союзные республики СССР и с установкой элементов американской ПРО в бывших соцстранах (приветы Горбачёву с Ельциным!). Главное в американской стратегии ближайшего времени, sine qua non, - это подавление путинской России, которая является одновременно самым слабым, но и самым опасным звеном в цепи потенциальных противников США. Современная Россия, с её всепроникающей системой коррупции, с её приверженностью к обанкротившейся либеральной модели управления экономикой при «отрицательных темпах роста» (перл от премьера Медведева), с её слабеющей политической системой, с её распадающимися социальными, научно-техническими, образовательными и медицинскими структурами, в принципе, не может долго противостоять напору «вашингтонского обкома». Следовательно, как Дональд Трамп, так и Хиллари Клинтон, сделав пустячные «жесты примирения", очень быстро пойдут в решительное наступление против РФ, используя для этого уже опробованные, но более мощные инструменты жесточайшей финансовой изоляции, провоцирования гибридных войн по окраинам и на границах РФ (с упором на использование «салафитского интернационала"), а также стимулируя внутреннюю дестабилизацию как через своих сторонников внутри страны, так и через третьи страны - такие, как Украина, Турция, Ближний Восток.

Далее, по максимуму будет задействована проамериканская «агентура влияния» в нашей стране: как находящаяся в оппозиции, так и стоящая у рычагов власти. Такие ярые сторонники американского образа жизни и либерально-монетаристской модели управления экономикой, как Набиуллина, Силуанов, Улюкаев, Греф и т.д., вплоть до Кудрина, Шувалова и Чубайса, весьма зависимы от позиции официального Вашингтона. То же самое касается и открытых «антипутинцев", от Прохорова до Навального. То есть любая смена доминирующего политического вектора за океаном скажется на текущей идейно-политической ситуации не только во всём мире, но и в России.

В случае победы Хиллари Клинтон, которая была и остаётся одним из самых жёстких критиков Путина и России в американском истеблишменте, готова устраивать «цветные революции» не только вблизи границ России, но и внутри самой России, чтобы «взять реванш» за проигранную ею на посту госсекретаря США «болотную революцию» зимы 2011-2012 годов в Москве, это проявится резким усилением конфронтации между Вашингтоном и Москвой. Она, несомненно, ещё охотнее и последовательнее будет пользоваться советами «гарвардской группы» во главе с Дж. Наем, автором концепции «мягкой силы» и ведущим идеологом Демократической партии.

В этом смысле победа Хиллари означает для путинского Кремля неизбежное и практически моментальное усиление и ожесточение конфликта с США и «коллективным Западом". В отличие от Клинтон, которая, скорее всего, включит всю эту атакующую машину практически сразу после инаугурации, Трамп обещает некоторое время демонстрировать внешнюю лояльность и готовность к диалогу - на неприемлемых для РФ условиях - с тем, чтобы войти в фазу прямой конфронтации спустя 8-10 месяцев после своего вступления в должность. Не исключено, что будут различаться и некоторые нюансы в использовании средств ведения антироссийской гибридной войны. Трамп, вероятнее всего, будет делать акцент на военно-политические системы давления и тотальную банковскую изоляцию, а Клинтон, по примеру Картера и Бжезинского, станет уделять важнейшее внимание исламским движениям, вплоть до восстаний на российской территории и на Ближнем Востоке в сочетании с финансово-экономической удавкой.

Исходя из вышеизложенного, следует сделать выводы о том, что для России во взаимодействии с «американскими партнёрами» не существует какого-либо стратегического выбора, помимо открытого конфликта, и с этой точки зрения победа на президентских выборах Дональда Трампа даст нашей стране только небольшую (от полугода до года) тактическую «передышку», эффективно использовать которую вряд ли удастся по причине сохранения либерально-монетаристского курса «вашингтонского консенсуса» внутри страны. Плюс некоторые дополнительные оперативные возможности вследствие поэтапного развития конфронтационного сценария. Но это всё равно лучше, чем почти моментальная и полномасштабная схватка в случае президентства Хиллари Клинтон.

С другой стороны, имеющийся у России временной ресурс может и должен быть использован для перевода российско-китайского стратегического союза на идейно-символический уровень, что решит «сверху» не только экономические, но и политические проблемы взаимодействия, а также качественно изменит объект и, соответственно, уровень антироссийской агрессии со стороны «коллективного Запада» во главе с США. Если такой перевод состоится, то, как говорил товарищ Сталин, «враг будет разбит, победа будет за нами». Впрочем, это отдельная большая тема, требующая самостоятельного исследования.

Разгул секс-меньшинств одновременно во всех странах мира и атаки на общество так называемых «либералов» не могут не настораживать здравомыслящее человечество.

Как следствие, мы имеем во Франции, Германии, Грузии и России многотысячные демонстрации протеста. Люди возмущены тем, что государственная и региональная власть целого ряда стран разрешает гей-парады и однополые браки, наплевав при этом на мнение здравомыслящего большинства.

Ради чего это делается и кто лоббирует интересы гей-сообщества?

Вне всякого сомнения, нынешнее мировое гей-шоу проводится исключительно для того, что вызвать во всём мире волну агрессии к моральным уродам, а через это привести миллионы здравомыслящих людей, поборников традиционных ценностей, в так называемое «пирофорное состояние».

Большинство, к сожалению, не представляет себе, НАЧАЛОМ ЧЕГО являются эти процессы.
Поскольку я представляю, то я хотел бы объяснить, что собственно происходит сейчас.

В мире существует некое «активное зло», уже давно вынашивающее планы по установлению НОВОГО МИРОВОГО ПОРЯДКА, кардинально нового порядка, о котором имеется надпись, например, на долларовой купюре США.

Чтобы создать этот НОВЫЙ МИРОВОЙ ПОРЯДОК, нужно сломать нынешний порядок, для этого, собственно, и создаётся сейчас искусственный глобальный хаос .

Он резко усилится, когда «активное зло» потянет за невидимые ниточки и спровоцирует в мире мировой финансовый кризис.
Кризис не составит труда устроить тем, в чьих руках находятся рычаги управления мировой финансовой системой.

Про мировой финансовый кризис разговор в обществе ведётся уже давно, и он преподносится исключительно как некая неизбежность.
Ещё в декабре 2011 года Д.А. Медведев, будучи президентом России, известил всех россиян, что небывалый мировой финансовый кризис случится очень скоро, и это вовсе не блеф и не пустой звук. «Международные эксперты считают, что мировая экономика вступила в полосу большой или великой депрессии. И это не просто сравнение, это, к сожалению, экономический факт, во всяком случае, тренд» , - сказал ещё два года назад глава российского государства». (http://top.rbc.ru/politics/26/12/2011/631834.shtml).

Новый мировой порядок в понимании некой «мировой элиты» означает не только коренную ломку нынешнего социального устройства, но и значительное искусственное сокращение населения планеты. По мнению аналитиков, эта «элита» планирует известными ей способами добиться сокращения мирового населения ориентировочно на 2/3, то есть, на 6 или даже на 7 миллиардов человек. Об этом стало известно ещё в 2009 году из откровений мультимиллиардера Тэда Тёрнера и об этом в 2010 году даже зачитывался доклад в стенах Государственной Думы России профессором Ю.В. Курносовым.

Кто входит в состав этой «мировой элиты», вынашивающей такие планы?

«В списке участников, который попал в руки журналистов и был опубликован в греческой газете «To Vima», значатся Дэвид Рокфеллер , королева Нидерландов Беатрикс , королева Испании София , бельгийский наследный принц Филипп , министр финансов США Тимоти Гейтнер , президент Всемирного банка Роберт Зеллик , генеральный директор ВТО Паскаль Лами , спецпредставитель США в Афганистане и Пакистане Ричард Холбрук , президент Европейского центрального банка Жан-Клод Трише , председатель Европейской комиссии Жозе Мануэль Баррозу , глава МВФ Доминик Стросс-Кан , бывший председатель Совета по оборонной политике США, сотрудник Института американского предпринимательства Ричард Перл , сотрудник того же института, бывший глава Всемирного банка Пол Вулфовиц , командующий Центральным командованием США генерал Дэвид Петрэус , глава брюссельского аналитического центра «Брейгель» Жан Пизани-Ферри , ответственный за совместные операции по поддержанию мира в Африке ООН-АС Романо Проди , председатель совета директоров «Бритиш Петролеум» и финансовый советник Ватикана Питер Сутерланд , председатель совета директоров «Ройял Датч Шелл» Дж. Ван дер Веер , бывший директор английской службы МИ-6 Ричард Дэрлов , официальный историк Ротшильдов и Г.Киссинджера, экономист Нилл Фергюссон …» (Статья Бильдерберг-2009: «Глобальная элита» перед выбором : http://www.warandpeace.ru/ru/reports/view/35984/).

Это они и ещё сотни других представителей мировой элиты, чьи фамилии пока неизвестны или не подтверждены, озабочены сегодня идеей установления НОВОГО МИРОВОГО ПОРЯДКА.

А буквально сейчас на наших глазах начало разворачиваться новое действо: один в один как в годы Второй мировой войны «мировая элита» начала «сливать» евреев.
Евреи опять (!) должны стать своего рода «красным полотнищем» в руках мирового «тореадора» . Они в очередной раз должны сыграть роль громоотвода, задача которого принять на себя основной удар, но спасти при этом главных злодеев.
Свидетельство тому - свежая публикация в СМИ.

Администрация Обамы официально признала «еврейский заговор»

Складывается впечатление, что администрация президента США окончательно утратила чувство реальности, раз допускает такие политические и PR-промахи как в апреле-мае 2013 года, очередным из которых стало фактическое саморазоблачение команды Барака Обамы, публично признавшей наличие «еврейского заговора» в США и мире, чем шокировала еврейские общественные организации и еврейский бизнес, которые теперь всерьез опасаются за свою безопасность.

О чём раньше люди по всему миру только шептались и обсуждали в кулуарах, теперь официально озвучено Вашингтоном, и теперь человечество точно знает, кому обязано пропагандой ЛГБТ и лоббированием однополых браков на государственном уровне .

Как сообщила газета «Washington Post», 21 мая 2013 года на официальном приеме, организованном Национальным комитетом Демократической партии США для «Jewish American Heritage Month» (месячник чествования заслуженных американских евреев), вице-президент США Байден произнёс речь, в которой признал исключительную роль евреев в том, что идея однополых браков («gay marriage») была законодательно признана в некоторых штатах Америки .

Кроме этого он заявил, что «85% всех изменений, происшедших за последнее время в Голливуде и в общественных средствах массовой информации, стали возможными только потому, что эти отрасли возглавляют евреи… влияние которых огромно… поистине огромно…».

Байден отметил также влияние евреев в области «…изменений иммиграционного законодательства, движения за гражданские права и достижений феминизма» .

По мнению второго человека в стране после президента Обамы, «мы (США) — великая страна во многом благодаря тому вкладу, который приносят нам еврейское наследие и еврейские принципы».

Пафос выступления вице-президента показался чрезмерным даже некоторым из его слушателей. Так, Джонатан Чейт из «New York Magazine» высказал предположение, что речь Байдена может дать козыри противникам евреев, косвенно подтвердив существование «еврейского заговора» . Другие авторитетные евреи США, также присутствовавшие на данном мероприятии, тоже остались не в восторге от откровенной речи Байдена…